– Не гунди. Опять шапку не надел? Сначала погреем уши, а потом поговорим… – Дана поставила свечу на стол, подняла тонкие руки и прижала их к его ушам. – Холодные.
Она приподнялась на цыпочки и дохнула ему в ухо – горячо и приятно.
– Я ненадолго совсем, пока Миша спит…
– Ага, – она дохнула ему в другое ухо, – теплей?
– Теплей, – он улыбнулся. – Я платок тебе привез. Шелковый. Смотри, какой красивый.
Млад вытащил из кармана коробок из тонкой соломки и открыл крышку.
– Ты умница, – Дана подхватила коробочку и невесомую ткань. – Не сомневаюсь, ты пришел поговорить.
– Ну… я не только… Я… просто…
– Ага, – она засмеялась и открыла дверь в сени, – давай. Оправдывайся.
– Хочешь, я сам меда согрею? – спросил он, когда она вернулась с ковшом меда, нацеженным из бочонка. – Не пачкай руки…
– Нет, не хочу, – она отодвинула печную заслонку и подула на угли. – Ты не можешь сделать и такой простой вещи без приключений.
Млад опустил голову: в прошлый раз он действительно забыл открыть вьюшку. А Дана рук вовсе не пачкала, перекладывая угли из плиты в печь тонкими щипцами.
– Чудушко… – она обняла его за пояс и потерлась щекой о его бок, – ты создан не для этого. Неужели ты в самом деле не подписал грамоту, как болтает весь университет?
– Действительно, – Млад пожал плечами, не понимая, осуждает она его или нет.
– Вот за это я тебя и люблю, – Дана поднялась и открыла печную вьюшку.
– Понимаешь, это были не мои видения. Мне почудилось, будто кто-то нарочно показал мне их. И я не стал подписывать.
– Я думаю, тебя после этого в покое не оставят… – Дана посмотрела на него искоса.
– Уже.
– Да? Так быстро?
– Ага. Ректор вызвал меня к себе – я еще из Новгорода не вернулся. Велел завтра на вече подписать грамоту и повиниться.
– Да ты что? – Дана присела на лавку у стола и подняла удивленные глаза. – Что, прямо так и сказал?
– Ага. Сказал, не Белояр дает серебро университету…
– А… а ты что? И сядь, наконец, я не могу все время задирать голову.
Млад присел напротив нее:
– Я уже решил. Если из-за меня университет лишится серебра, я не могу… понимаешь? Это, получается, не только мое дело. Я завтра же уйду из университета, чтобы никто больше не пострадал. Возьму ребят, поеду к отцу… Если уж они решили объявить меня лазутчиком татар, то ректору не придется меня защищать и подставлять университет под удар, понимаешь?
– Только глупостей не делай, ладно? Какой из тебя лазутчик? Ты в зеркале-то себя видел? – Дана усмехнулась и недовольно сложила губы. – И не вздумай никуда уезжать! Никто университет без серебра не оставит, это не так просто. Слушай больше, что тебе ректор говорит! Девять десятых университету платит Новгород, и решает такие вопросы не дума, а посадник. Да, одну десятую нам жертвуют бояре, но без нее мы не обеднеем, так и запомни. Университет тебя защитит, никто не посмеет взять тебя под стражу без грамоты ректора, если им вообще придет такое в голову. Так что выбрось это из головы, понял? Герой нашелся… Решил он…
– Послушай, но не могу же я прятаться за чужими спинами? Подумай сама, ну как я могу?
– А ты не прячься за чужими, ты прячься за своими, хорошо? С чего это ты вдруг взял, что университет – это чужие спины?
– Ну… Это мое дело, только мое…
– Нет. Это не только твое дело. Слышал, что творилось сегодня в университете? Твоя заслуга, между прочим. Без тебя поискали бы наших татарчат и успокоились. А тут – до драк спорили, виноваты татары или нет.
