Vector Spiritus - страница 16

Однажды осенью Вадику пришла посылка из дома. Мы отправились её получать, в этих широтах было уже холодно, лежали высокие сугробы. В посылке мы обнаружили сгущёнку, конфеты и две палки сушеной колбасы. Приносить посылку целиком в казарму было глупостью (сержант вытащил бы оттуда всё самое лучшее). Поэтому, недолго думая, мы на ходу съели палку колбасы (без хлеба!), а вторую палку зарыли в сугроб. (Сейчас вспоминаю эту колбасу ностальгически. Кажется, ничего вкуснее в жизни не ел).

Помню день рождения Вадика, когда ему исполнилось 19 лет. Накануне (19 сентября 1986 г.) мы пробрались в чайную и, потратив последние деньги, умудрились купить сока и пирожных. В те дни очень хотелось сладкого. Водки и подарков не было. Но я успел набросать экспромт и с важным видом вручил его имениннику:

В глазах рассвет, в стихах – клише.

Кипит безумие в душе…

Раскидист шаг, короток век,

И речь стремительна, как бег…

Суждений нить свилась в витки,

Мечты, надежды – коротки…

Порой несёт ужасный бред.

Так – целых 19 лет!

Вадик был польщён. Да и кто не был бы польщен таким перлом!?

В конце октября закончился срок нашей службы на секретном полигоне железнодорожных войск. Меня перевели в минскую бригаду, затем в «черный батальон» города Брянска. Вадика отправили в Амурскую область, поселок Свободный-7, в\ч №03415.

Разъехавшись по разным частям, мы не потеряли друг друга из вида. Изредка переписывались. Вернувшись в 1988 году на гражданку и восстановившись в свои институты, мы списались и договорились встретиться. Наши студенческие общежития оказались поблизости, на улице Шоссейной (сегодня – имени 40-летия Победы). В конце октября я отправился на поиски Вадика в общежитие института культуры.

Общага была старой, пыльной и тихой (студенты разъехались по колхозам). На третьем этаже я обнаружил комнату №115 и настойчиво постучал. Никто не отпирал. Я толкнул дверь рукой и вошёл. Не заметив каких-либо признаков жизни, я подумал, что перепутал комнаты, и хотел было ретироваться, но вовремя заметил на шифоньере, классически стоящем посреди комнаты, висящую гитару и смело двинулся вперед.

Действительно, за шифоньером в кровати кто-то спал, с головою укрывшись покрывалом. Я позвал: негромко, но настойчиво. На звуки моей речи из-под покрывала выглянула обнажённая грудастая девушка. Увидев меня, она юркнула обратно и закричала тоненьким голоском: «Вадик! Вадик! К тебе пришли!» Через секунду из-под покрывала появилось заспанное лицо Вадима. Увидев меня, он обрадовался и немедля представил своей подруге. Быстро накинув рубашку и штаны, Вадик выдал сакраментальную фразу: «Чувак, надо вбить „Красного гвоздя“ (так он в то время называл своё любимое вино „Красная гроздь“), я протусуюсь, а ты пока займи моё место». И он убедительно указал на кровать. Я призадумался. Чего нельзя было сказать о девушке: она с радостью протянула ко мне руки, едва захлопнулась дверь за Вадиком. Но воспользоваться ситуацией я не успел, магазин оказался рядом.

С Вадимом у меня сложились особые отношения. Он всегда мог поддержать беседу, но ещё лучше умел глубокомысленно молчать. На последнем курсе института Вадим поставил дипломный спектакль по пьесе «Реки на асфальте». На главную роль он пригласил Олега Виговского. Мы сидели в зрительном зале и с завистью наблюдали, как Виговский целуется на сцене с молодой студенткой.

Когда после свадьбы родители подарили Вадиму квартиру на улице Старокубанской, я частенько был его гостем. Над диваном в зале, фломастером на стене, рукой Вадима было написано: «Милая, разбуди меня утром. Только не буди мою гениальность», на другой стене был нарисован портрет Башлачёва. Меня Вадим обычно встречал в халате, мы шли на кухню, готовили чай, кормили мышку, которая жила у него за плитой. Затем усаживались в зале в кресла, неторопливо пили чай, включали проигрыватель. Я заказывал песню «Каменное сердце» в исполнении Мика Джаггера, и мы вместе молчаливо медитировали. Такое времяпровождение у нас называлось «искусство лени». Теперь Вадик живет в Канаде, и мне не с кем разделить свою лень.