У меня уже были хорошая работа и высокое социальное положение, верные друзья, завидные связи в верхах, я планировал насладиться обеденным перерывом, говоря о котором министр – сам министр! – закатывал глаза. И мне совсем не хотелось, смешавшись с чернью, столкнуться с тем, что в одночасье могло разрушить с таким трудом приобретённый покой. Среди этих людей, одетых просто, а порой и вовсе неряшливо, я вдруг очень тонко осознал, насколько мне повезло и как глупо переживать о покинутом и утраченном.
Толпа подкатывалась к жандармам, которые молча и грозно стояли в три ряда, обнажив сабли и выставив штыки. Никто не смел приблизиться к ним, и, словно прибой, люди откатывались назад, едва завидев этот берег. Перед оцеплением мрачно прохаживался грузный капрал, который время от времени кричал прямо в лица тех, кто не по своей воле оказывался рядом с ним, и те, бледнея, сумасшедшим рывком локтей скрывались в задних рядах. Меня вынесло прямо к нему, но капрал, вопреки моим ожиданиям, не дал волю гневу. Смерив взглядом мой свадебный наряд, он что-то отрывисто крикнул подчинённым, и те в мгновение ока отделили меня от остальных, схватив за руки и угрожающе сверкнув сталью. С большим достоинством капрал отвесил мне поклон, снял перчатки и лично обмахнул ими полы моего сюртука.
– Прекрасный материал, – отчеканил он сердито и высокомерно. – Вы должны быть довольны своим портным, господин секретарь министра. Ни один шов не пострадал. Немного помялся, но это дело поправимое. Вы можете удовлетворить своё законное любопытство немедленно. Не смею препятствовать!
Он взмахнул перчатками, и жандармы расступились, пропуская меня к месту трагедии, где стояли приличные господа и дамы, одетые столь же хорошо, как и я.
Об убитых уже позаботились: они лежали на свежей травке под тонкими молодыми деревьями – два молодых человека и одна девушка. Их юные руки были скрещены на груди. Я смотрел и завидовал этим людям, ведь они уже с честью выполнили свой долг и теперь имеют все права на безмятежное выражение лиц. Они умерли, а мне только предстоит это сделать, и я не хочу, не знаю как.
Молодая дама, стоявшая справа, сказала кому-то: «Вырыватели сердец снова здесь».
Почтенный господин с седыми бакенбардами наклонился ко мне слева, чтобы заметить: «Вырыватели сердец снова здесь. Это значит, что среди нас новенький».
Дама проговорила своему собеседнику: «Это значит, что среди нас новенький. Они ищут его».
Господин продолжал: «Это ведь вы тот, о ком всё утро говорят в департаменте?»
Дама услышала эти слова и уставилась на меня немигающим взглядом, безотчётно приоткрыв ротик. Я поклонился и дрожащим голосом попросил жандармов пропустить меня обратно.
Толпа заметно поредела, и я мог перейти на быстрый шаг. Пряча лицо, я думал только о том, чтобы как можно скорее обо всём расспросить министра и увидеть милую челюсть Клауса, отведать табачка Йохана, выслушать наставления Герхардта…
– Постойте! – услышал я. – Да постойте же! Подождите!
Это была та дама. Она увязалась за мной! Она кричала на всю площадь! Как жаль, что уже нет того наплыва людей и нельзя затеряться в толпе!
– Это правда? – вопила дама. – Это из-за вас?
С другой стороны, хорошо, что людей стало меньше и на нас никто не обращает внимания, все заняты своими делами!
Не без труда приотворив тяжёлую дверь, я проскользнул внутрь государственного здания, надеясь, что даме эта преграда окажется не по силам.
