– Может, ему просто уже было не двадцать лет? – сквозь смех предположил Никандр. – Вот и пропал весь интерес, – заметил он и еще сильнее расхохотался. – И зачем Махлат его привораживать, если она только страдала от него?
Девушка запнулась и задумалась над его словами.
– Нестыковка получается, – заметил король.
– Ну-у… я не знаю. Так в народе говорят, это не я придумала, – добавила она, словно обидевшись за его веселье.
– И что же было дальше? Постой-постой, – тут же выкрикнул он, не дав девушке и рта раскрыть. – Дай угадаю. Ламии в наследство досталась репутация матери?
Девушка замялась, но затем кивнула.
– Она росла и все больше становилась похожа на Махлат. И не только невероятной красотой, но и вздорным характером и странными увлечениями. С отцом ее отношения не ладились с самого детства, а после казни братьев и смерти Махлат стали только хуже. Девочка ненавидела Лареля.
– Что неудивительно, – заметил Никандр, который все еще продолжал веселиться. – Папаша у нее не образец заботливого родителя.
– Зато несмотря на все обстоятельства, Ламия как тянулась в детстве к матери, так и продолжила интересоваться ею. Мама рассказывала, что девочка могла часами просиживать в башне бывшей королевы и копаться в ее вещах, среди которых были древние фолианты с колдовскими рецептами, заклинаниями, ритуалами… Тогда-то она и увлеклась ведьмовской наукой. Варила странные зелья, экспериментировала на слугах…
– Ловила мышей, мучила и убивала кошек, – поддакнул Никандр с широкой улыбкой. Девушка задумалась.
– Может быть, конечно. Всякие слухи ходят, но, насколько я знаю, Ламия, наоборот, животных очень любит. Отец ей даже на пятнадцатилетие экзотических больших черных кошек привез издалека и подарил. А с тех пор, как она села на трон, на территории Салии запрещена охота на многие виды диких животных. Браконьерство же сурово карается, вплоть до лишения рук, ног или вообще головы.
Особую любовь Ламия всегда испытывала к хищникам, а те, словно зачарованные, всегда слушались ее. Говорят, замок охраняет огромная стая волков, а внутри свободно разгуливают те самые кошки, которых ей Ларель в детстве преподнес в подарок. Обитателям замка они не причиняют вреда, а вот чужаков разрывают на мелкие кусочки. И все это потому, что Ламия всех их околдовала, подчинив своей воле. Как Махлат короля.
При упоминании о ворожбе жертвы к своему мучителю Никандр снова заливисто расхохотался, откидываясь на подушки. Как бы девушка ни старалась говорить вкрадчиво, загадочно, мрачно, он не мог слушать ее серьезно. Ламия же становилась для него все более и более интересной.
– Зря вы смеетесь. Это только начало истории. А дальше все было намного хуже.
– Куда уж хуже?
– В королевстве наступили темные времена.
– Разве правление Лареля не самое темное время в истории Салии?
Девушка пожала плечами.
– У нас темными временами называют тот период, когда Ламия села на трон, – сказала она все с теми же интонациями загадки и тайны в голосе. Никандр приподнял брови, словно говоря: «Удиви меня». – У Лареля детей, кроме Ламии, так больше и не появилось. Ни мальчиков, ни девочек. Как не было ни близких, ни дальних родственников мужского пола. Трон должна была наследовать Ламия. Вот только где это видано, чтобы правила женщина? Да тем более с такой репутацией и историей появления на свет, как у нее.
– И решил король выдать ее замуж, – кивнул Никандр понимающе.
