Волхов вернулся уже полностью обнаженным и с приличных размеров подносом в руках, который примостил на широкий бортик ванны. Там сверкнули два низких широких стакана, бутылка чего-то явно крепкого золотисто-коричневого, куча порезанных фруктов и каких-то тонюсенько настроганных сыров и мясных закусок, даже на вид обалденно вкусных.
Майор влез в воду, подвинув меня по-хозяйски, так чтобы я очутилась сидящей между его ног, опер спиной о свою грудь и, ловко наплескав в стаканы выпивку, вручил один мне.
– Твое здоровье, Люда, – цепанул он стеклом о стекло и, дождавшись, когда я сделаю щедрый глоток и отдышусь после производимого пойлом эффекта, зажевав все кусочком сыра, неторопливо выпил до дна свою порцию. – А теперь расскажи мне, как ты спаслась.
– Ты мне помог, – без раздумья ответила я и ойкнула, потому что меня в бедро будто иголкой ледяной кольнуло.
– Так ли это? – с какой-то очень особой интонацией переспросил мужчина, и некое напряжение заклубилось во мне, но алкоголь и только что пережитый акт страсти после смертельной угрозы не позволили ему обрести хоть немного четкости. Но даже в этом рассредоточенном состоянии мне почудилось идиотской идеей рассказать о том, что происходило в воде. Тем более что, скорее всего, это все было галлюцинацией от недостатка кислорода. Меня выкинуло на камни волной, а причудилось до этого черт-те что, так что да, по факту спас меня Волхов. У меня вряд ли хватило бы там на ветру скинуть мокрую одежду, а уж тем паче вскарабкаться наверх.
– Если бы не ты, я бы однозначно не выбралась наверх и точно околела бы от холода. – И снова меня как ткнули острой льдинкой. Да что за ерунда! – Я пошевелила ногой, потеревшись пострадавшей кожей о бедро Егора, между которыми сидела, и он это, видно, воспринял как попытку заигрывать.
– Чуть позже, Люда, – сказал он, поцеловав, однако, в шею, и плеснул еще в бокалы, вручив мне мой. – Ты признала, что я спас тебе жизнь. Ты знаешь, что это значит?
– Что я тебе буду за это благодарна по гроб жи… Ай! – Да что же такое! – на этот раз ледяная игла пронзила мышцу так, что у меня нога конвульсивно дернулась.
– Судорога? – встревоженно спросил Волхов.
– Похоже.
– Хочешь встать?
– Нет, уже прошло.
Майор помолчал, осушил свой бокал и поставил его на поднос так, будто подводил под чем-то черту.
– Значит так, Люда. Ты, похоже, действительно ни черта не понимаешь, насколько изменилась твоя жизнь и что слова теперь имеют реальную силу и выбирать их следует очень и очень осторожно.
– О чем ты? – повернула я голову к нему, и мои губы царапнула светлая щетина его жесткого подбородка.
– О том, что, признав меня своим спасителем и пообещав настолько продолжительную благодарность за это, сделала себя моей должницей, причем не оговорив никакие границы.
– Что, прости? – Я попыталась вывернуться из его рук, но Волхов не отпустил.
– Успокойся. Я не тот, кто может потребовать в ответ какой-нибудь мерзости или станет злоупотреблять.
– Погоди! – Я все же решительно оттолкнула его руки и переместилась в противоположный угол ванны, повернувшись к нему лицом. – Во-первых, я совершенно не понимаю, о каком таком изменении в моей жизни ты упоминаешь не первый раз. А во-вторых, выходит, ты спас меня не просто так, потому что я нуждалась в помощи, а с умыслом? То есть с каким-то дальним прицелом? Кстати, как ты вообще очутился на той набережной?
