– Какая она девушка, ей уже тридцатник, пора за ум браться…
– Не твое, Ваня дело, как она живет, – начала сердиться бабушка. – С чего ты к ней привязался? У нас полподъезда выпивает, Юля по сравнению с ними ангел. Хотя с такой отметиной на лице поневоле сопьёшься.
– Дело не в лице, – отмахнулся вилкой Иван. – И вообще она же не одна, у них семейный подряд. Муж ее так вообще на бровях приползает.
Татьяна Ивановна положила в мойку ложку.
– Невнимательный ты к другим людям, Ваня. Юля два месяца как развелась. Ты мясо будешь доедать?
Иван посмотрел на свою тарелку, где лежала половина мяса.
– Нет, наелся. Как подумаю, что эта… животная живет на одном этаже со мной, так пропадает весь аппетит. И еще в квартире накурено! – Откинув салфетку, Иван встал. – Спасибо, бабушка, я к себе. Попробую поработать над диссертацией.
– Иди, Ваня, иди.
Накрыв тарелку с недоеденным мясом пищевой пленкой, Татьяна Ивановна убрала еду в холодильник. Часа через два, когда у дочери иссякнет творческий запал, она возникнет на кухне и будет есть всё, что найдет.
Был случай, когда Катерина съела сырой фарш, полив его соевым соусом. Однажды смолотила подряд семь пирожных «эклер» и утром жаловалась на легкую тошноту. Она запросто могла смазать соленый огурец малиновым вареньем и горчичкой.
И при всех излишествах Катерина оставалась стройной интересной женщиной с прекрасной кожей и отменным здоровьем. А вот Татьяна Ивановна жестко боролась с каждой калорией, но они все равно побеждали, и постепенно тело женщины разрослось до ста килограммов.
Открыв свою почту, Иван согнал на жесткий диск фотографии зубных рентгенов и свои замечания, сделанные сегодня на работе, и отправил на распечатку.
Пока принтер выдавал фотографии, Иван переложил бумаги в одну стопку, выровняв их до миллиметра.
По собственному расписанию он сегодня должен был просидеть за компьютером до одиннадцати.
НИНА
МОСКВА
В больнице, которую в народе звали просто «Склиф», Нину попросили сдать чемодан. Оглядев охранников строгим взглядом, Нина все-таки отнесла чудо советского галантерейного производства – тряпичный чемодан в клеточку – в камеру хранения. Там ничему не удивлялись, в эту больницу круглосуточно приезжали со всей России и окрестных стран.
Поплутав налегке по длинным коридорам больницы, Нина нашла отдел кадров и, постучавшись в кабинет, тут же вошла с протянутым паспортом и дипломом медсестры.
– Мне бы на работу.
Три занятые женщины смотрели на нее без всякого интереса.
– Медсестра широкого профиля? – по-московски растягивая букву «а», неспешно спросила женщина средних лет. – Гражданство, как я понимаю, российское.
– Я из Новгородской области, из деревни Кашниково, – заторопилась объяснить Нина, оставаясь стоять в дверях.
– По тебе сразу видно, что «Кашниково», – прокомментировала та же инспекторша. – Проходи ко мне, садись.
Осторожно присев на край стула, Нина взяла протянутую ручку. На столе появились бланки.
– Только есть маленькое «но». Медсестер в нашей больнице хватает своих, у нас ведь кафедра, и они проходят практику от мединститута, а вот с нянечками – беда. Если две недели отработаешь нянечкой, то переведем в медсестры. Согласна?
– А сколько платят? – несмело спросила Нина. Услышав цифру, в три раза превышающую ее зарплату в Кашниково, тут же кивнула головой. – Согласна.
– Вот, заполняй, – преувеличенно душевно инспекторша глянула Нине в глаза и спросила тоном давней подружки: – Пьешь, много куришь?
