– Не-ет, – убежденно ответила Нина. – У нас даже когда вся деревня запивает, так я держусь, и спирт из аптеки не продаю и не обмениваю. И не курю совсем, не люблю.
В тот же день Нину устроили в общежитие, и она поселилась в комнате с тремя нянями-узбечкам. Женщины по-русски говорили плохо, на Нину смотрели с неприязнью. Она была слишком крупной, белокожей и на её лице не было вечного беспокойства, что сейчас спросят прописку. В комнате узбечки безостановочно щебетали на своем языке, по общежитию ходили в длинных платьях, в расшитых теплых тапках и в шароварах. От них пахло пловом и нестиранным бельем.
В первую ночь в общаге Нина не могла заснуть. Лежала, смотрела в потолок, прислушивалась к дыханию восточных женщин. Одна из них храпела, другая сопела, третья часто пукала. «Не уживусь», – подумала тогда она.
Больше проблем со сном у Нины не возникало.
Нину определили в хирургию. Работы в отделении оказалось много, и была она самой грязной, какую можно придумать. Выкидывать из операционной перевязочные бинты и распределять «биологические отходы» состоящие из отрезанных повреждённых тканей, а иногда и из органов. И ещё таскать за больными судна в туалет.
На мытье полов в палатах и в коридоре Нина отдыхала.
Появление Нины, на пол головы выше большинства медсестёр, произвело впечатление на мужскую часть медперсонала.
Заслуженный хирург, Степан Васильевич и его ассистент, Армен, проводили взглядом новенькую, переглянулись. Степан Васильевич высказался первым.
– Ты глянь, какая аппетитная, свеженькая.
– И обратите внимание, абсолютно здоровая. Сразу хочется… поставить диагноз. Но боязно, – с лёгким армянским акцентом ответил Армен.
– Да уж, если такая вломит, мы окажемся рядом с пациентами.
И всё-таки в очередное ночное дежурство Армен Вазгенович, тридцати лет отроду, избалованный женщинами с четырнадцати лет, пробрался из ординаторской в комнату сестры-хозяйки, где спала Нина. Предложил попить чайку.
Имея печальный опыт общения в комнате сестры-хозяйки, Нина взяла врача за руку, вывела в коридор и спокойно пообещала:
– Полезешь – огрею судном по голове, а что будет в судне, так это дело случая. Мало ли, может у больного понос окажется, дизентерийный.
Армен предупреждению поверил, больше не лез.
Глафира Ивановна, старшая медсестра отделения, день и ночь пропадающая на работе, заметила аккуратность и работящесть Нины и «поощрила» ее оригинальным способом. Она разрешила Нине задерживаться после смены на два часа и помогать медсестрам.
Через три дня Нине, помимо помывочных работ, приходилось делать сложные перевязки после автомобильных или производственных травм.
Первыми почувствовали особенность Нины женщины. И уколы она делала безболезненно, и раны под ее перевязками заживали быстрее.
Новость тут же стала легендой отделения. Люди, следящие за своим здоровьем, просили лечащих врачей, чтобы за ними «посмотрела» Нина. Старшая сестра даже брала за неё деньги и «подношения». Нине доставались крохи, и не деньги, а мелкие подарки.
В общежитие Нина возвращалась донельзя усталая и, сходив в общий душ, бессильно падала на кровать. Засыпала она, еще пока снимала халат. Узбечки, сочувствуя Нине, ненадолго замолкали, давали ей заснуть.
Через десять дней работы по двенадцать часов в сутки Нина почувствовала изнеможение всех сил организма – и физических, и моральных. Она решила бросить «Склиф» и вернуться или в Боровичи, или в Кашниково.
