– Нет! – с досадой ответила Летка. – Устали спорить. Одному нравится то, другому это. Мада, а у меня к Додоне тоже дело есть. Конечно, сначала ваше решим, а моё потом.
– Про женихов спросить тебе никакая Додона не нужна, ты сама гадалка.
– Да ну. Я же не гадаю. Просто ляпаю первое, что придёт в голову…
– Давай передохнём, и ты ляпнешь.
Они остановились, и Летка закатила глаза.
– Выйду за Мартона и через неделю сбегу от этого дятла. Выйду за Лапа – он ударит меня бутылкой по голове, и я… Ой! – Летка испуганно вытаращила глаза. – Что я сказала про Лапа?
– Ох, девонька, – сокрушённо сказала Виктория, берясь за ручку короба и трогаясь с места. – Зеленщика вычёркиваем однозначно.
– А за Мартона я теперь ни за что не пойду…
– Уже решила? Совсем ведь без претендентов останешься.
– Не хотела вам рассказывать…
– Что такое?
– В последнее время он сильно изменился. Опять стал выражаться. Как загнёт – у меня внутри всё сжимается. И несёт всякую чушь: «Молодым хорошо, они здоровые и красивые – почему я старый? Вот бы всё вернуть, ради такого ничего не жалко…»
– Ещё завидует. Никто его молодость не крал, – сердито сказала Виктория.
– Сам с собой разговаривает, бормочет про жаркие уста.
– Что-что?
– Хочет, чтоб девчонки его целовали жаркими устами.
– О боже… Хотят ли этого девчонки? И откуда слова-то такие знает? Уста…
– А позавчера приставал… Поймал в коридоре у ледника, к стене прижал, лапал…
– Этот тюлень?!
– Не тюлень, а скот. – У Летки от обиды дрожали губы. – Хватит, говорит, из себя изображать. Собралась всю жизнь невинной ходить? Небось, по ночам воешь. И тискает как бешеный. Так мерзко… И сам мерзкий, и слова его… У меня все руки в синяках. – Летка задрала рукав плаща и показала запястье. – А твоё какое дело, говорю. Как хочу, так и живу. Не муж – и не лапай. Чтоб я из-за тебя потом замуж не вышла? А он прямо взбесился. Увижу, говорит, что ты для кого-то расфуфырилась, задушу! Еле отбилась…
– Да он что, совсем рехнулся?!
– Отцу боюсь говорить, он же взрывной, пришибёт его и в тюрьму сядет… а как мы без отца?
– Всё, – выдохнула Виктория, нервно обмахиваясь платочком, – этого тоже вон из списка. Вернёмся, я с ним поговорю ласково. На всю жизнь запомнит. Вот так женихи… что один, что второй… Летка, может, сядешь в машину к Кристоферу, отдохнёшь? Чего ты из-за меня мучаешься? Зачем?
– Чтобы вас поддержать, мада. И больше не предлагайте!
Откуда-то сверху неожиданно донеслось мяуканье. Виктория с Леткой задрали головы. Над ними тянулась линия фуникулёра, и из проезжавшей кабинки высунулась кошачья мордочка.
– Мада, гляньте, это ж Господин Миш! – ахнула Летка.
– Котенька наш… – Виктория помахала мурру платочком.
– Беспокоится о вас.
– Ой, ну, что ты, – засмущалась Виктория. – Просто ехал мимо.
Через час наконец поднялись на холм и остановились отдохнуть.
– Не нравится мне ваша Додона, и спрашивать у неё я ничего не стану, – с неприязнью сказала Летка. – Заставила вас три года на себя пахать. Я думала, вы к дочери ездите.
– Я и езжу, с гостинцами, раз в месяц. Она в Пшиннике живёт, это сто тридцать лиг от Дубъюка.
– Нашла себе бесплатную работницу… Пусть дочка за ней ухаживает!
– Не злись на неё, Летка. Она совсем одна, и помочь ей некому. Дочка давно погибла, а Тая ей не внучка, а уже правнучка. Внучка, Таина мать, в родах померла.
– Все умерли? Плохой знак. Ну, ладно, поработали вы на неё – зачем она вам новое испытание устроила? Терпеть да мучиться до потери рассудка, а потом пешком в такую даль.
