Потихоньку я успокаиваюсь. Кошка снова садится мне на ноги – мурчит, эхом разглашая свою любовь по комнате.
– А почему ты любишь свою работу, па?
– Потому что я помогаю людям, которые делают всё для сохранения мира.
Снова устраиваясь в его объятьях, глажу по загривку кошку – она выгибает спину и укладывается клубочком.
– Избранные – это очень важная часть нашего мира, и мы обязаны о них заботиться. Вместе со своими пациентами я был и в пламени, и во льду, путешествовал, познакомился со многими людьми. Что уж скрывать, участвовал в пьянках… – он усмехнулся, чуть грубоватым голосом хихикнув, – и повстречал твою маму. Она была сестрой одного из моих пациентов. Когда его не стало, мы вместе старались преодолеть наше горе… сейчас те раны уже затянулись. Моя юность была бурной, кишащей жизнью, в которой хотелось жить каждым днём, и принималось любое будущее. Хоть я и исправно учился, новые обстоятельства в виде смертей… порядком давили на меня.
– Смерти…
– Ты моя единственная дочь. И я думаю, что ты по-настоящему сыграешь роль в нашем мире. Это у тебя будто бы на лбу написано.
Пальцев ткнув меня в кончик носа, он тихо рассмеялся.
– И я верю в тебя, потому что какие бы невзгоды не случились, ты наверняка поставишь всё на ноги. Это у тебя не от меня, не от мамы, а словно дано всей твоей особой натурой, – поцеловал в макушку, обняв меня и погладив ладонями по плечам, – и я понимаю, что ты боишься. Теперь мы с мамой всегда будем в одном месте – дома, и всегда, в таком случае, рядом с тобой.
– Спасибо, па…
Внутри разжималась тяжесть. Словно вся она растворялась и таяла в объятьях родителя, преобразовывалась в мелкие частички звёзд и отправлялась вдаль, ближе к небу, чтобы никогда не возвращаться. Твои слова, папа, стоят дороже любых банковских счетов…
Да, после разговора с отцом мне стало легче. Если вкратце: он поделился опытом, что имел за свои годы; мы обсуждали мои обязанности и его интересные истории: от взвинченного оборотня с блохами на хвосте до случая с… кем-то из фольклора? Я уже и не помню, и не знаю, были ли это лишь россказни. Но суть в том, что, вроде, кикимора пыталась купить огромный запас крови, дабы спасти своего мужа-вампира. Это меня немного и веселило, и разбавляло планы надеждой.
Примерно это я объясняла Софи, которая с удовольствием слушала любую информацию, касающуюся новых веяний в моей жизни. Она вообще падкая на сплетни и личные истории; в этом мы немного схожи, но все-таки во мне ещё теплится надежда на соблюдение личных границ, в которые она постоянно врывается. Недавно, когда я рассказывала про посиделки с Лилей у меня дома, она чуть ли не истерику ревности устроила… пассивную, конечно, но все равно неприятно.
– Все-таки решилась сделать у меня маникюр?
– А почему бы и нет, за чашечкой чая обсудить собственные дела, так ещё и сделать обновку на ногтях? Настоящее расслабление.
Хихикнув немного лающе, она помотала головой, видимо, думая о моих раннее сказанных словах.
– Так ты все-таки смогла что-то залатать?
– Да, – киваю, – с одиннадцатого раза получилось немного.
– Серьезно?! Ты неисправима, – смеется она, – какую форму будем делать?
– Квадратную.
– А цвет?
– Можешь сделать просто кремовый с серебряными отпечатками?
– Легко!
Собрав весь свой инвентарь, подруга с удовольствием уселась в кресло и, пока обрабатывала ногти, вновь заговорила про нашу обсуждаемую тему.
