- Но если и вправду в книге этой… тогда почему? Почему он до сих пор не вмешался?
Не из врожденного же чувства справедливости или еще чего? Оно ведь, когда дело касается родных и близких, чувство справедливости дает сбой.
- Не знаю. Честно… хотя… уж полгода как упорные слухи ходят, что сам он приболел. Что… может, в отставку выйдет. А может, сразу и на погост. Сколько в этом правды, одному богу ведомо.
Сказал и поднялся.
- Идем. Нам бы к вечеру до места добраться…
6. Глава 6
Глава 6
Дни ныне долгие, а потому добрались, как ни странно, засветло. Причем я честно предлагала Афанасьеву сменить его за рулем, но он только отмахнулся:
- Спи, - сказал. – А как приспичит, говори. Остановлю.
Так и ехали.
И разговаривать не разговаривали. Я думала о своем… обо всем и сразу. Сила… сила теперь моя, пусть пока и заемная, но если книгу почитаю, глядишь, и сумеем ужиться. А нет… я ведь могу её отдать.
Есть обряды.
Запретные.
Черные.
Такие, о которых в приюте рассказывают темной-темной ночью и обязательно шепотом. Чтобы одеялом с головой накрыться и даже ноги из-под него не высунуть. Потому как мало ли, кто из-под кровати выглянет да за ногу эту ухватит.
…и была девочка, красивая очень, - Нелькин голос заползает в уши, хотя голову я спрятала не только под одеяло, но и под подушку. – Сама белая, волос темный. И глаза зеленые. А зеленые глаза – верный признак ведьмы.
Я тогда еще и близко не ведьма. Но сердце обмирает. И от огорчения тоже. Глаза-то у меня самые обыкновенные, серые.
- Тихая была. Ласковая со всеми. И её любили. Но пришла как-то новенькая, из диких.
Дикими у нас называли тех, кому случалось в других приютах жить.
- Здоровущая такая. С кулаками.
У нас тоже случались новенькие. Правда, редко.
- И начала она всех пугать и забирать, что понравится. Вот и к девочке подошла. Сперва сказала – отдай ленту из волос!
Нелька замолкает, чтоб нам страшнее стало.
И становится.
Глупая же история, а мы лежали…
- Та и отдала. Вплела её та девка в косы и день ходила довольная. А потом говорит, отдай, мол, свои башмачки…
И забыла я эту то ли сказку, то ли быль, не единожды перевранную. Впрочем, читали нам курс фольклористики на втором году. Там похожих историй хватало.
И все, как одна, народные.
- И снова отдала их… а на третий день и говорит девка, мол, отдай мне свое место у окна! – Нелькина кровать скрипит и сама она привстает, правда, сразу же ложится, потому что воспитатели следят за порядком. Узнают, что Нелька не спит, накажут. Я же вовсе замираю. – И легла она спать. Только уснула, как окно заскрипело, и ветерком потянуло. Хотела она глаза открыть, но не смогла. А на грудь что-то тяжкое упало, холодное и длинное.
Гадюка.
Иногда, правда, это был уж, но чаще все-таки гадюка, которая противной девице в рот заползала, а потом выползала, дар волшебный прихвативши, чтобы хозяйке отдать. Ну или не дар, а силу жизненную. И тогда просыпалась вредная девица седою старухой, а то и вовсе не просыпалась. Тело на кровати находили. Старушечье.
Это сказка.
Просто сказка, но…
…но многие сказки не на пустом же месте появились. И помимо фольклористики читали нам расширенный курс правоведения, в частности долго и нудно останавливались на особых разделах.
Точнее на действиях, за которые можно попасть под статью из этого, особого раздела.
И преподаватель, сухонький старичок с дребезжащим голосом, с упоением рассказывал не только о законах, но и о ритуалах. Запрещенных, само собой.
