Читать онлайн Снежка - Ведьмино семя

Он чувствовал себя огромным котом, поймавшим мышку, которая впервые оказалась на взрослом празднике. Ведьмы в день новогоднего шабаша так сладки, так сладострастны и абсолютно беззаботны. От белоснежных тел ведьм исходит аромат колдовства, который щекочет нос ведьмакам, обещая шаловливое распутство. Их округлые бедра и мягкие груди дергаются, не попадая в такт общему ритму, скачут туда-сюда, и ведьмы сжимают ладошками и ногтями соски прямо на глазах у всех. Они прячутся, трут между ножек в ненасытной агонии, желая получить то, зачем пришли. Трудно быть ведьмой и не отозваться на зов, и еще труднее отказать деймону.

Мышка звучала мелодично, издавая томные «а, о, у». Гармоничные звуки сменялись ритмичными распевами. Они сыпались изо рта, срывались с губ в порыве эмоций полузабытыми заклятиями. Заговоры, просьбы, мольбы — все это ложилось на деймона, умоляя быстрее подвести черту. Чувственной крошке хотелось кончить. Требовалось, чтобы он управился до утра, до первого света, пока тьма скрывает их, позволяя быть собой. Он приложит все усилия, все силы…

Интенсивно входя в нее, он сочно ощущал ее магию. Каждый толчок вызывал в ней оглушительный стон. Охи мучительно срывались с зовущих губ в унисон его замиранию. С последующим грубым напором деймон вырывал из них легкий выдох, с оттяжкой на скользящее собственное вторжение. Затем пронизывающе замедлялся. Плавность менялась усиливающимися в погружении ударами. Он не желал покидать ее тут же, удерживался в ней, тер, дожимал, внедрялся, вдалбливался. И она от его настойчивости текла со свежей силой естественной смазкой, благоухала колдовской мятой. Он вонзался в плоть в повышенном возбуждении, опутывался ее поющим колдовством. Снова и снова. И не мог утолить голод ни самими движениями, ни ее запахом, ни фактом проникновения. Двигал с ненасытностью бедрами. Удар. Удар. Еще…

Девушка стонала, извиваясь в сильных руках. Её томное дыхание было частым и глубоким. Она не могла достичь кульминации. Как будто нарочно, эта ведьма, каждый раз стремилась к горячей плоти и тут же с силой отталкивалась. Её тело дрожало в сладостных судорогах.

Он мучил её до тех пор, пока на горизонте не заалели первые солнечные лучи. Когда все разошлись, а священный, пылающий синим пламенем костер угас, превратившись в холодную золу, разнесённую по белому полю, Деймон знал, что не отпустит эту крошку, даже если она будет умолять, плакать и просить его об этом. Он пришёл сюда не за этим.

Лишь с первыми лучами зари, обжигающими её маленькие розовые пальчики ног, он вошёл в неё в последний раз. Он ждал. Она подтянула ноги и полностью раскрылась перед ним. Её крик был восхитительно разгорячённым. Он расширился в ней, насколько мог, яростно толкнулся, наполняя её всем собой, и щедро излился. Поняв, что не насытился, он исступлённо зарычал.

Ведьма вскрикнула от ужаса, осознав, что он оставил на её нежной коже метку — постыдный ожог. Он словно впечатал себя в неё.

Ему было всё равно, даже если она не сможет сидеть на попе пару недель. Это было даже забавно. Если кто-то увидит её аппетитные булочки и спросит, что это за румяная прожарка на её белой коже? Ожог ведьмака?! Ай-ай-ай, какой позор! А уж если она любительница не только классики, тем более…

Она кончила исступлённо, вслед за ним. Её нежные стоны звучали как музыка и награда за его усилия. Затем она покинула его. Ведьмы в экстазе падают на землю предков, в страну ведьм, на чародееву гору, где любое дуновение приносит наслаждение. Там нет ориентации в пространстве и времени. Её не будет не меньше четверти часа, и этого времени ему хватит, чтобы уйти. А она, даже если постарается, не сможет ничего вспомнить. Ничего, кроме того, что он был с ней.

Арнольд вышел из девушки, скатился в зарю, ощущая снежную прохладу под спиной и боком. Приподнимаясь на локти, он осмотрел её. Стройные ножки были широко раскинуты, а из розового лона вытекало его сверкающее семя. Любопытно, что лоно было выбрито. Ведьмы не любят убирать заросли с лобка и губ. Для них ценен любой волосок, ведь в нём колдовская сила. Чтобы тёмная ведьма держала себя такой гладкой? Да зачем? Это же ослабляет её силу, магию и стервозность.

Деймон перевернулся и, не удержавшись, жадно вгрызся в неё. Лизнул, вороша языком и щедро раздвигая мякоть, пробуя её на вкус. Не ожидал, что она окажется такой сладкой. Ему стало жаль. Нет времени разбираться, отчего так. Захотелось ещё. Вылизать бы её всю. Он провёл пальцами по прелестным губкам, вдохнул ароматный воздух, вздохнул с сожалением и всё-таки встал. Срезал преступно тёмную прядь с головы девушки. Решил — трофей на память. Он прочитал заклятие ветра и удалился с места праздника, унося с собой воспоминания о приятной ночи.

Мое представление о шабаше уже никогда не будет прежним. Некоторое время я лежу на расплавленном пятне снега, не в силах совладать с расслабленностью и желанием так и продолжать. Лежать обнаженной в сугробе и чувствовать, как снег тает под моей голой задницей, слегка обжигая нервные окончания.

Но я понимаю, что так нельзя. Нужно возвращаться, вставать, найти Агнесс и хорошенько отругать её за случившуюся вечеринку. Это будет своего рода благодарность. Ведь мы обе знали, что вчера был канун зимнего солнцестояния, и вечеринка в баре была лишь поводом выпить и отвлечься от учёбы. Если бы отец был в городе, он бы точно оторвал мне не только голову, но и всё остальное. Я даже представить себе не могу, насколько сильно он может рассердиться.

Не могу сказать, что жалею о случившемся. Когда у тебя родители — чёрный ведьмак и белая ведьма, случается смешанное потомство. Я белая ведьма, но мои подруги — сплошь чёрные. Поэтому Агнесс вела себя в своей природе, и винить в этом можно только себя, своё врожденное любопытство и непослушание.

Я открываю глаза и разглядываю рассвет над головой. Меня завораживают краски пастельных розовых и лиловых цветов. Начинаю ощущать холод. Не спеша, встаю и осматриваю пейзаж. Это обычное поле, покрытое истоптанным оплавленным снегом. На его краях торчат голые деревья и чёрные кустарники. Вдалеке стоит моя малышка, красная «Ауди». Изучаю остатки кострища. 

Ночью в нем было так много дров, и он высоко взвился к небу, казался метров пять, не меньше. Как же нам было жарко! По внутренней стороне бедра чувствую холодную струйку. Она не бежит, медленно вытекает. Топаю к машине. Достаю вещи, одеваюсь, обуваюсь, сажусь внутрь и включаю обогрев.Обдумываю случившееся, почти не глядя на дорогу. 

Тот ведьмак исчез.На моих губах появляется улыбка. Я помню тебя, красавчик брюнет. Громадный зубр.Чем его кормили в детстве, что он таким вымахал? От воспоминаний горячо.

В баре зубр аккуратно подсел за наш столик глубоко за полночь. Капюшон, накинутый на голову, скрывал лицо от глаз других посетителей. Объемная толстовка обнажала большие руки по локоть.

Агнесс сразу отметила красивые пальцы. Они у него были крупные, грубоватые. Впилась в них горящим зеленым взглядом, откинула назад волосы, как флажком махнула, нескромно наклонилась к парню. Кажется, у него еще кольцо было на мизинце с гербом. Я не запомнила каким. Вместо этого мысленно сожалела, что он не поворачивается в мою сторону, а разглядывает Агнесс. Она, заводная кошка, смотрела на него в ответ и облизывала край фужера, поигрывая, бесстыдно оттягивая о стекло нижнюю губу. С чего ему смотреть в мой край, когда меня обнимает Слава. Он давно ко мне клинья подбивал, так что выглядели мы вполне парой. 

— Можно вас угостить? – спросил зубр. 

Мы, конечно, не отказались. И понеслась.

Я согрелась, вставила ключ в зажигание и завела машину. Мотор послушно заурчал, и я усмехнулась. Общение с ведьмаками — дело непростое. Они скрываются от всех, никому не открываются по-настоящему. Никогда не знаешь, кто перед тобой — обычный парень или ведьмак? Разница лишь в том, что обычному парню нужен от тебя только секс, а с ведьмаком — как повезёт. Мне сегодня ночью повезло.

Нажимаю на газ и чувствую боль в ягодицах. Ругаюсь про себя: зачем у него такие большие яйца? Зачем он это сделал? К чему эта метка? Я никогда о таких не слышала. Мало того, что болит, так ещё и напоминает о себе.

Пока ехала, я обдумывала случившееся. Агнесс не вспомнит ничего. У чёрных ведьм много особенностей, и они уязвимы в них. Есть две ночи в году — зимнее и летнее солнцестояния, когда ведьмы ничего не помнят. Агнесс даже бар не запомнит. Она потому и попросила меня быть с ней. И мы совсем не планировали идти на шабаш. Во-первых, мы зелёные, и нас могли не пустить. Во-вторых, всё не так просто. И ведьмак тоже не простой. Он не должен был кончать в меня. Это прежде всего в его интересах, а не в моих. Странная ночь.

— Надеюсь, ты дома, солнышко? — спрашивает отец по телефону, пока я думаю, что соврать.

— Я ночевала у Агнесс.

- Ева! – слышно, как он задыхается от злости. - Я же просил! Тебя. Никаких вылазок. Сколько раз говорить об опасности, и не только из-за меня! Ты разве не понимаешь?

- Я почти у дома, папа, и я все понимаю. Но я же не заключенная и не узник. Я студентка. У меня есть жизнь и друзья. Это же Агнесс! Ничего не случилось, в конце концов.

Отец недовольно молчит, какое-то время думает. Затем выдает строгим голосом прокурора:

- Ты наказана. На все каникулы. Сессию закончишь позже. Ключи от машины на базу.

- Слушаюсь, - огрызаюсь я, сердито поджимая губы. Бросаю трубку.

Так было всегда. Мой отец неистовый параноик. Звоню Агнесс, и рассказываю ситуацию. Та охает.

- Но как? Как ты с ним оказалась там, - пытает она меня, а я морщусь, жму на тормоза. - Ведьмак, он был ведьмак, - слышу в трубку ее расстроенный вой. – Больше в тот бар ходить нельзя.

Соглашаюсь с ней, ведь выходит, что она меня подставила. Захожу в дом. Прохожу мимо охраны, отдаю ключи Ольге. Она у нас что-то типа главной хозяйки. На ней весь дом и прислуга.

- У нас есть мазь от ожогов?

Она смотрит на меня с прищуром, явно догадываясь, где я провела ночь. Ну да, ну да, я больше не маленькая девочка и не Рапунцель, чтобы томиться в башне.

— Сейчас принесу, — говорит она мне вслед, пока я поднимаюсь наверх, в комнату.

Когда я выхожу из душа, на столе стоит банка с мазью от ожогов. Ольга сидит рядом, мнёт в руках упаковку с ватными дисками, палочками и пластырем. Взгляд у неё смешанный, с укоризной и в то же время виноватый и понимающий.

— Покажешь? — спрашивает она, видя, как я колеблюсь, но потом я киваю, соглашаясь. Если не ей, то кому? Она мне как мать. К тому же я хочу показать ей, может быть, она подскажет или знает что-нибудь об этом. Я поднимаю край полотенца и показываю ожог. Она испуганно ахает.

— Неужели всё так плохо? — сердце моё тоже уходит в пятки, я поворачиваюсь к ней. — Я вообще никогда не слышала о таком. Ты знаешь, что это? У него глаза будто огненные.

Она бледная, молча смотрит на ожог, опускает край полотенца. Её тревожное беспокойство передаётся мне.

- Ну не молчи же! Что это, черт возьми? Зачем он оставил это? Он что, садист?

- Это метка деймона, — произносит она упавшим, полным потрясения шепотом.

- Кого? Деймона?

Глаза у неё огромные, лицо вытянуто.

- Когда черная ведьма вступает в близкий контакт с ведьмаком и с животным в короткий срок, иногда рождаются деймоны. Переродившийся в утробе черной ведьмы ведьмак. Их семя смешалось в ней. Помесь дьявола и его слуг. Поверить не могу! Какая напасть…