– А вот с этим сложно. – отвечает охотник. – Не жалко мне много, а вот выложить могу только столько, сколько есть. А есть у меня всего три.
– Три? Именно про столько я и хотела сказать. Именно столько цена моей помощи. – захихикала мерзко ведьма и достала из-под вороха шкур лисью. Старую, потрёпанную, молью поеденную. – Вот она. Кривом его звали. Ну, того, с кого шкуру эту сняли. Не будь дураком, бегал бы ещё.
Взяла ведьма нож острый, да хвост от шкуры отрезала. Протянула мужику, да наставления дала.
– Ты к этому хвосту пояс пришей. Да после заката себе повяжи хвост этот. Обратишься ты лисом. По лисьему сможешь мир увидать, о чём лисы мыслят, о том и ты помышлять будешь. Оно тебе и поможет выследить плутовку. Будешь ты лисом до первых лучей солнца. Только потом вновь лапы в руки превратятся и сможешь ты хвост отвязать. Но, запомни. Коль в облике лиса поешь или попьёшь, пусть, даже каплю росы проглотишь, лисом останешься навсегда. Вот как Крив.
Поблагодарил охотник ведьму, да домой отправился. Всё сделал как она велела, и первой же ночью за деревню вышел и хвост себе повязал. Обратился он лисом, да вот только чуть в собственной одежде не запутался. С большим трудом выбрался, разорвав и портки, и рубаху новую.
Отдышался, привык. Всё в лисьей шкуре иначе. Ночью всё, как днём видно. Звуки кругом громкие, запахи яркие и голод такой, что мышей жрать готов. А они, ну как назло, в траве бегают. Вкусные на вид.
Полночи мужик в лисьей шкуре по округе бегал, да так, что даже понравилось ему это. И как то иначе мыслить начал. Понимать стал, где ему бы прятаться от охотников было лучше, где зимовать сытнее, да как со следа псин сбивать, следы заметая. Понял даже, как по запаху ветра выследить добычу. А к утру запах лисий учуял. Бросился по следу, да тут дорогу ему сама плутовка рыжая перегородила.
Ощетинилась, зарычала, на незнакомца бросилась и так подрала его, что охотник с трудом лапы унёс. А как с рассветом обратился человеком, облик свой принял, так и вовсе худо стало ему. Пять дней ничком валялся, раны лечил. На шестую ночь, вроде как, оклемался и опять пошёл лисицу выслеживать. Уже к тому месту, где встретил её.
Взял с собой охотник курицу. На том месте, где подрала его рыжая, курице той башку свернул, разделся и хвост себе повязав ждать начал. Как стемнело, обратился он лисом.
И так хорошо ему стало, вольно на сердца. Лес огромным показался, свободным. Только вот, голод. Уж так есть хочется, хоть завывай. А тут ещё курочка свежая лежит. Вкусная, жирная. И нельзя есть, а так хочется хоть бы крылышко одно укусить. И может, победил бы голод охотника, да в кустах что-то зашевелилось.
Выпрыгнула та самая лисица, ощетинилась, зарычала. Но охотник не стал, на сей раз в драку втягиваться. Курочку носом толкнул, а сам на присядках задом отполз.
Посмотрела лисица, подумала. Схватила подарок и в кусты. Охотник за ней, а той и след простыл.
Три ночи мужик собственных кур лисице в подарок носил, сам лисом оборачиваясь и с голодом страшным сражаясь. А тот с каждым разом всё сильнее становился. К нему ещё и жажда прибавилась. Будто всё в этом колдовстве сделано так, чтоб не сдержался и в лисьей шкуре остался.
На четвёртую ночь принёс охотник целого гуся. Гусь хоть и старый уже был, но жирный. Обратился лисом и ждёт, слюнки сглатывает, свою рыжую знакомую дожидается. А та ждать себя не заставила. Из кустов выпрыгнула, вокруг обошла, гостя странного понюхала. Гуся взяла и в кусты, да не так быстро, как прежде, а не торопясь, хвостом повиливая. Вроде как, с собой зазывает.
