Недолго путешествие это длилось. Остановился мертвец, на землю девку опустил, да вмиг всё вокруг вновь непрозрачным, настоящим стало. Смотрит Смирена, а кругом погост. Да не просто погост, а огромный настолько, что и конца не видно. Древний очень. Надгробья все покосившиеся, попадавшие. Многие вовсе такие, вроде поставлены были ещё до того, как небо упало.
Были мысли бежать, да мертвец за руку крепко держит. К могиле подвёл, рукой взмахнул, земля могильная и обвалилась. Смотрит девчонка, а там путь под землю. Туда мертвец её и уволок. Как зашли, проход назад и засыпало.
Стоит девка, вздох боится сделать. Смотрит, а в могиле не так и страшно. Хоть вместо стен земля кладбищенская, мёртвая, но всё вроде как в землянке обычной. И лавки есть, и стол. Очаг только странный. Угли синим цветом светят, жар сильный, а огня вовсе нет. Кровать есть, посуда, сундуки вдоль стены стоят. А на стене гробовое крыто висит, из дуба морёного. Уж столь мастерская работа, вроде для барина, а то и вовсе, господина знатного делалось.
Дёрнул мертвец за платье, оно с девки и свалилось. Взял он его бережно, да на стену, рядом с крыто гробовым и повесил. Девке пальцем погрозил, да сквозь землю и вышел.
Осталась девчонка одна. Что делать и в голову не приходит. Ей то, четырнадцатый год только пошёл. Всю жизнь с тятей да сестрицей в деревне жила, дальше реки не ходила. С живыми чужаками не общалась, а с мёртвыми и подавно. Да и не рассказывал никто, как с мертвяками себя держать надо. А ну, сделает чего не так, не так посмотрит, чего доброго удушит, или живьём съест. Ну, решила так, что дважды к Кондратию не отправят. Да ещё и не ясно, что лучше, сразу к Кондратию в объятья, или взаперти, в могиле сидеть.
Огляделась девка. Нашла в землянке могильной и крупу, и муку. Вода в кадке была. Тесто не хитрое, пустое замесила, лепёшек напекла. Из крупы кашу сварила. Стол от земли посыпавшейся вытерла, кровать заправила. Вроде и уюта прибавилось, тепла. Даже как то и страх отступил, и даже веселее стало от того, что не мертва она, да и деревенские целы остались. Хозяйничает, песенку напевает. Глядь, а земля на входе осыпалась и мертвец вошёл. Как вошёл, вход сразу и завалило.
Посмотрел мертвец глазницами чёрными на землянку свою, ничего не сказал, только зайца с шеей перебитой на стол положил. Ну и Смирена решила так же как он поступать. Ничего не сказал, зайца освежевала. Шкуру отложила, потроха вынула, а мясо на вертел, да над углями, в очаг. Запах зайчатины жареной вмиг по землянке разошёлся, аж слюнки потекли. А как мясо готово было, накрыла девчонка стол на себя, да на мертвяка и молча села. Мертвяк напротив сел.
Сидят, молчат. Друг на друга смотрят. Пытается Смирена хоть что-то в нём человеческое разглядеть. Да где уж там. Кости наружу, плоть высохшая, вместо одежды лохмотья савана похоронного. Как не шевелится, так и вовсе не понятно, на неё смотрит, а может и не смотрит.
Ждала девка, как мертвец себя поведёт, да только тот не торопится. А кушать то уже хочется так, что сил нет, с прошлого ужина росинки во рту не было. Да и каша, и мясо остывают. Будь, что будет, подумала девка, и оторвала от зайца заднюю ногу. Наложила каши себе, лепёшку наломала. Наложила каши мертвяку, ему в миску кусок мяса, ему лепёшку наломала. Ложку, да плошку к самой руке подвинула ему, да и сама есть начала с аппетитом. Жуёт, вроде как дома у себя, да и не беспокоит ничего. Но сама на мертвяка поглядывает.
