Ворвался он в комнату, да остолбенел. Держит девка барыню перепуганную за волосы, а у горла нож. Смотрит на барина глазами, в которых огонёк жёлтый и говорит.
– Что ты мне сделал, тебе всё тоже возвращаю! Мужей моих убил. Так получай и себе горе. – одним движением резким отсекла она голову барыне и к ногам старика кинула. Закричал барин, а девки и след простыл. Как дым растворилась. Пока с мыслями собирался, слышит, а из опочивальни дочери крики. Охрану позвал, дверь выбили и застыли. Стоит девка голая, за глотку дочку барина держит и говорит.
– Что ты мне сделал, тебе всё тоже возвращаю! Дитя моё сгубил. Так получай и себе горе. – обратилась туманом девка. Обволок туман дочку барина и вихрем в окно и вынес.
Кинулись за ней, да вихрь быстрее. Над деревьями в сторону погоста и унёс.
Послал Власт погоню, да бес толку всё. Не догнать. Приказал схватить тех, кто ведьму сопровождать, да хватать некого. В спальниках только трупы истлевшие давно. Кинулись к сундуку с серебром, отворили комнату, а не сундук там. Гроб старый стоит, доверху костями набитый. Да и дроги, что золотом обшитые, похоронными оказались. Старыми, разваленными. А вместо слобней благородных три борова мёртвых, личинками кишащих.
Много дней прошло. Дочку барина так и не нашли. Лишь рубаху ночную, окровавленную, да драную принесли. И послал барин тогда гонцов, чтоб привели ему сечника вольного, что на гниль всякую охотится. Любые деньги заплатить готов, коль изловит ведьму. Долго ждали, но нашёлся один. Лицом смуглый, в плечах широкий. Глаза суровые, всякой твари видавшие. Родом был с востока, если по облику судить.
Вошёл в селение на рассвете. И столь вид грозный был у него, что псины под себя мочиться начали. Сразу к дому барина отправился и выяснять начал, что и как. Осмотрел и дроги похоронные, и гроб старый, что за сарай снесли. Опочивальни барыни молодой, да дочери барина.
– Зло ты над кем-то совершил, вот и приклеилось оно к тебе, как муха на мёд. Просто так не избавиться. Вернётся за тобой ведьма ещё два раза. Надо отогнать гниль эту от тебя. – говорит сечник. – Вели баню истопить. Буду тебя в бане розгами стегать, а ты кричать не должен, только вспоминать будешь, что ведьме сделал. Так мы связь вашу разорвать сможем. И вели всем мужикам своим, чтоб под баней охраняли, а коль закричишь ты истошно, чтоб в баню ворвались.
Так и сделали. Собрались все прихвостни, под баней сторожат. Лёг барин в бане на полок, потом обливается, а сечник его розгами бьёт.
Удар, и вспомнил барин, как вчера всё было, как Гоенёку голову рубили. Ещё удар, и перед глазами Зорько, которому он сам, потехи ради, голову с плеч снёс. Третий удар, и вспомнил старый Влас, как приказал тела к свиньям бросить, как головы несчастных с насмешкой Жилене отослать. Четвёртый удар, и встало перед глазами, как будто сие мгновение происходит, как Жилену он собственноручно снасильничал. Всё в деталях. И звуки, и запахи. Только, вот, на месте Жилены он сам, а позади кто-то пристраивается.
Услышали прихвостни, как барин завопил истошно, выбили дверь, ворвались и как каменные встали. Лежит барин, за полок руками держится, вроде и не связан, а как будто прикован кандалами невидимыми, что и двинутся не может. Глаза стеклянные, кричит истошно. А сечник сзади его насильничает и твердит. – Что ты мне сделал, тебе всё тоже возвращаю! Надо мной перед людьми своими надругался. Так получай и себе горе.
