В кабинет зашёл бритоголовый амбал – помощник начальника Булдыгин. Он положил на стол три пухлых папки.
– Дело отдаю на повторное расследование старшему лейтенанту Смирновой, – хмуро объявил Супрун Булдыгину. – Занеси в журнал. Свободен. Вот, – обратился он к Лене, – на тебе годовасика.
– Но, товарищ полковник…
– Не нокай, я тебе не лошадь. Хотела расследование – вот, получи-распишись, – и полковник уткнулся в бумаги…
Лена очнулась от раздумий и снова погрузилась в материалы дела.
Согласно рапортам муровцев, телефон депутата по прилёте был какое-то время доступен, а жена Кирина даже показала от него сообщение – «Приземлились, всё хорошо». Но водитель отельного трансфера политика не дождался. Когда он начал звонить, номер был уже недоступен. Обыскали туалеты в зале прилёта, но ничего не нашли: ни вещей, ни следов борьбы, ни отпечатков пальцев Кирина. Спустя сутки его телефон вытащили из канализации аэропорта. «Пальцев» не было и на нём. Чуть позже поступила сводка из банка: с карточки вскоре после высадки пассажиров кто-то снял все деньги – немногим больше двух миллионов рублей.
Московский след ничего не дал: в столице Кирин водил знакомства, но мотивов для убийства не было ни у кого. Политических конкурентов он нажить не успел. Наоборот – в ЦК партии его считали очень перспективным и полезным кандидатом в нижнюю палату.
Смирнова проштудировала материалы допроса семьи, протоколы обысков, экспертиз: ни у кого из семьи причин избавляться от депутата не было – дела с правами собственности на активы обстояли так, что за политиком ничего не водилось кроме небольшой квартиры, старой «Нивы» и автоприцепа. Всё было распихано по дочерям и зятьям, личное имущество было на жене. И кроме того, у всех были стопроцентные алиби – все были кто в Курайске, кто вообще за границей.
Да и самому депутату исчезать было незачем – карьера его шла на взлёт.
Заказуха, семейные разборки или побег от возможного преследования – все эти версии рассыпались ещё полгода назад.
Тупик. Смирнова закусила губу. Может, до Москвы что-то есть? Она отлистала несколько страниц назад.
В последний день перед вылетом Кирина из дома забрал водитель на служебной машине. Депутат ненадолго заехал в областное Заксобрание, подписал кое-какие бумаги и около одиннадцати поехал с рабочим визитом в свинокомплекс «Аконино». Проведя там около четырёх часов, политик уехал сразу в аэропорт.
Результаты экспертиз и приметы депутата занимали отдельный том: сыскари узнали о теле Кирина едва ли не больше, чем он сам. Шрам от аппендицита, зубной имплант на месте левого нижнего клыка, родимое пятно на шее и прочие мелочи.
В дверную щель всунул голову дежурный:
– Елена Степановна, из Красноармейского звонили… Просят выехать. Говорят, подозрение на убийство, огородники из Разливного нашли зуб вставной…
– А мы при чём?
Дежурный замялся.
– Так… В навозе нашли зуб-то.
– Где?!
Лена опустила глаза на копию зубной карты и снова подняла на дежурного. Потом быстро сняла трубку телефона:
– Григорий Назарович, я поехала в Красноармейский, останки нашли, подозрение на сто пятую… Я до обеда. Хорошо.
– Семён Борисович?
Семён Шафран, кругленький низкорослый старичок, кивнул, привстав со стула.
Смирнова прошла за стол. Дежурный следователь положил перед Еленой имплант – в пакетике, с бирочкой.
– Спасибо за обращение, – начала Смирнова. – Вы сообщили, что нашли вставной зуб в удобрении…
