Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы - страница 60

Если рассматривать все это с точки зрения не римлян, а варваров, становится очевидно, что в наше уравнение необходимо включить еще и тяготы, вызванные римским господством. Неприязнь к Риму, испытываемая германцами, попавшими под его власть, выглядит в исторических источниках по-разному. В самой простой форме она проявляется в готовности, с которой приграничные племена организовывали набеги на римские владения. Налеты на земли близ границы были обычным делом и, разумеется, представляли собой еще один источник обогащения за счет Рима, за который стоило побороться. Контроль над ним мог оказать определенное политическое воздействие на трансформацию германского мира. Что еще более поразительно, неприязнь к Риму выражалась также в готовности будущих представителей правящих династий организовывать масштабные восстания, будь то бунт Арминия в I веке (очевидной причиной которого были требуемые империей налоги) или восстание Хнодомара в IV веке, когда накал страстей достиг такого пика, что отказавшегося участвовать в нем царя Гундомада просто-напросто устранили.

Следовательно, основным фактором, который стоит учитывать при описании характера трансформации германских сообществ в этот период, является острая враждебность племен по отношению к Риму, вызванная военной жестокостью и агрессивной дипломатией последнего.

Не так давно были предложены два объяснения милитаризации германцев в римский период, выразившейся археологически в увеличении количества найденного оружия. Одно гласит, что все больше германцев отправлялись на военную службу в римской армии в качестве наемников, второе – что римские набеги и военные кампании к востоку от Рейна значительно повысили социальный статус воинов. Как было верно подмечено, оба этих мнения, пусть и кажущиеся противоположными, на деле отнюдь не несовместимы. Различные представители германского общества могли по-разному реагировать на давление со стороны Рима, и наверняка имело место и первое и второе явление, причем в жизни одних и тех же народов в разные периоды[103]. Я лишь подчеркиваю, что негативную реакцию на укрепление римской власти следует воспринимать всерьез, как и ее роль в политическом объединении разрозненных народов.

Ведь милитаризация, как мы уже видели, ушла далеко вперед – это уже не просто обычай хоронить воина с оружием. В римский период появляется новый язык политического лидерства, подчеркивающий возросшую важность войны. Верховные правители в буквальном смысле слова получали титул военного предводителя, и такого рода метаморфозу насильно вызвать нельзя. Германское политическое сообщество в позднеримский период по-прежнему включало в себя немало важных фигур, помимо королей, царей и их приближенных, и было необходимо согласие еще одного слоя общества (свободных людей?) на политическое объединение различных народов путем повышения статуса военных царей. Здесь вновь слились воедино позитивные и негативные факторы. Успешный в военном плане правитель, как верно подмечали многие, непременно привлек бы внимание Рима как возможный партнер для ведения приграничных дел и, следовательно, получал бы дары и субсидии. Однако при этом он оставался человеком – вроде Атанариха или Макриана, – способным воспротивиться наиболее грабительским требованиям империи и регулярным вторжениям легионов на его земли. Две вышеупомянутые личности, как мне представляется, демонстрируют важность антиримских настроений и пределов их выражения, имевших место к IV веку. Оба предводителя обрели почет и власть среди собственных народов благодаря своей ненависти к римским захватчикам и оказанием упорного сопротивления, однако при этом они же были готовы заключать с империей разного рода договоры, когда римляне по каким-либо причинам уступали и предлагали более приемлемые условия