– Здравствуйте! – поприветствовал он нас очень красивым глубоким голосом, который мог бы принадлежать какому-нибудь знаменитому оперному певцу.
Лицо его тоже оказалось очень благородным: высокий лоб, прямой классический нос и изящно очерченные губы. Вот только яркие голубые глаза смотрели холодно.
– Здравствуйте! – радушно отозвался Грумио; я же просто кивнул.
– Не часто одаривают нас своим посещением представители нашей собственной нации. Что ж, позвольте представиться. Я хозяин этого обособленного от мира уголка. Можете звать меня господин Рэкс.
– Я Грумио, а это Турин. Мы путешественники. Наш проводник монгол бросил нас, поэтому мы сбились с пути ещё несколько дней тому назад. Если бы вы нас не нашли, мы бы погибли от жажды.
Господин Рэкс не стал спрашивать, куда мы направлялись, и это сразу как-то насторожило меня. Не похоже, чтобы он сочувствовал нашему положению. И проход за его спиной тоже успел превратиться обратно в сплошную кладку, словно в его намерения не входило нас отпускать.
– Я знаю, кто вы и откуда. Я взял на себя труд просмотреть ваши вещи. Прошу прощения, но я должен был иметь представление, кого принимаю у себя. В качестве извинения я дал команду распечатать все ваши снимки. Вероятно, они представляют для вас большую ценность. Как мне сказали, на некоторых изображены достаточно редкие животные.
– Благодарим вас, но это было лишнее. Мы бы и сами могли их напечатать, тем более что наше путешествие ещё не окончено, – отозвался Грумио.
– Очень сожалею, но ваши дальнейшие планы на время придётся отложить.
– Что это значит? – вопросил мой друг, и в голосе его всё же проскользнула некоторая доля беспокойства.
– Уж не хотите ли вы сказать, – вступил я, – что являетесь врагом или приверженцем врагов нашего государства, а потому в отношении нас, своих соотечественников, вы уже приняли какое-то решение?
– Не стоит так горячиться, молодой человек, – отозвался только что представившийся нам господин, не меняя ни интонации голоса, ни выражения лица. – Я вовсе не питаю пристрастия ни к одной из воюющих сторон. Я вообще против любой войны.
– Как это против? – искренне удивился Грумио, но слова его не были расслышаны, так как их заглушил я.
– То есть мы всё-таки не ваши пленники и можем уйти, когда нам заблагорассудится?
– Пленники? – со смешком переспросил он. – Вовсе нет. Вы мои гости и вправе располагать моим гостеприимством. Но уйти вы не можете, это правда. Я не могу допустить, чтобы вместе с вами в свет вышли мои секреты прежде того времени, когда я закончу все свои эксперименты.
– Какие секреты? Мы не знаем ни вас, ни чем вы тут занимаетесь, да нас и не интересует это. Если отпустите, мы поклянёмся, что ни одной живой душе не обмолвимся о нашей с вами встрече.
– Не пойдёт. Вы уже знаете это место, а через вас рано или поздно узнает кто-нибудь другой. Вы оба ещё не служили в армии, поэтому не в курсе, что порой человек, находящийся без сознания, способен выболтать самые важные государственные тайны. Никто не должен знать обо мне и моей деятельности, иначе эта проклятая война вообще никогда не закончится.
– Верно, вы отстали от мира, если не знаете, что за пацифизм в наши дни полагается лишение свободы на десять лет, – молвил я, намереваясь припугнуть этого несговорчивого дядьку.
– А чем конкретно вы занимаетесь, позвольте спросить? – полюбопытствовал Грумио. – Раз нам всё равно придётся, как вы сказали, у вас подзадержаться.
