Служба в полку не отнимала у офицеров много времени. Военные учения проводились редко. При этом в строю команды передавались хором, стремясь заглушить топот лошадиных копыт.
Рутинная подготовка была хороша лишь для парадов. Зимой в манеже рысью или укороченным галопом, скоростью равной пехотному шагу. «Обращали внимание только на оттягивания каблука вниз и колена назад». Летом на ровном поле. «Высшим искусством считалось умение произвести учение «на пяточке» а пределом лихости считалось движение карьером, на расстояние, однако не свыше 100 – 150 шагов». Командиры заботились о лошадях. Офицеров в кавалерии привлекали лишь красивая форма. Лошадей они не знали. Интересы к службе были ничтожны. Зато регулярно тренировались в умении выпить десяток бокалов шампанского в офицерском собрании. И неплохо разбирались в тонкостях светской жизни.
Столичные гвардейцы были своеобразной кастой, отличавшейся от армейских офицеров. Они по духу нисколько не отличались от великосветского столичного общества. Их жизнь была духовно чрезвычайно пуста и состояла главным образом из развлечений. Занятия гвардейских офицеров сводились к балам, любительским спектаклям, дружеским пирушкам в офицерском собрании. А пьянство гусар носило легендарный характер.
Все требования гвардейской жизни впитал в себя великий князь Николай Николаевич. Он был гвардейским офицером до мозга костей, со всем блеском и пороками.
По свидетельству гвардейца Виталия Петровича Обнинского (1867 – 1916), практика назначать в гвардию великих князей была порочна, для военной службы. Избалованные великие князья ещё сильнее развращали офицеров своим богатством, плохими привычкам, безответственностью, протекционизмом, вырабатывая у сослуживцев стремление, добиваться карьеры любыми способами.
«Итак, одни пьянствовали, другие развратничали, третьи совмещали и то и другое, а все вообще бездельничали».
Среди выдающихся алкоголиков тогдашней гвардии особое место занимал великий князь Николай Николаевич, «микроцефал по фигуре, охотник по велению и глупец, неисправимый алкоголик».
По свидетельству современников по Санкт-Петербургу ходили «глухие слухи» о пьяных оргиях Николая Николаевича, шокирующие обывателей. Однажды под конец проходившей в великокняжеском дворце попойки Николай Николаевич стал хвастать богатой коллекцией оружия. И чтобы продемонстрировать боевые качества оружия, сняв со стены кавказскую шашку, одним ударом отрубил голову своей борзой собаке.
В.П. Обнинский так описывал времяпровождение гусар: «Пили зачастую целыми днями, допивались к вечеру до галлюцинаций… Так, нередко великому князю и разделявшим с ним компанию гусарам начинало казаться, что они уже не люди, а волки. Все раздевались тогда донага и убегали на улицу,… Там садились они на задние ноги (передние заменялись руками), поднимали к небу свои пьяные головы и начинали громко выть. Старик буфетчик знал уже, что нужно делать. Он выносил на крыльцо большую лохань, наливал её водкой или шампанским, и стая устремлялась на четвереньках к тазу, лакала языком вино, визжала и кусалась».
Случалось, что великого князя в состоянии алкогольного опьянения голого снимали с крыши, где он пел серенады луне.
Гусарские попойки становились достоянием горожан, но к причудам гвардейцев и их великокняжеского вожака относились снисходительно.
Поступив в гвардейский Гусарский полк, Николай Николаевич принял командование над 2-м эскадроном. Конный эскадрон тактическое и административное подразделение, численностью до полутора сотни кавалеристов. Кроме рядового состава в эскадроне числилось пять офицеров, командовавших конными взводами. Командир эскадрона подчиняется непосредственно командиру полка.
