Словно подхватывая её ритм, Ярослав почувствовал, как его сердце, и без того взволнованное, забилось ещё быстрее. Быть в курсе, всегда держать шаг.
– Тога оставайтесь на месте, – ответил он, глядя вдаль на белую пелену. – Нужно увериться, что каждый понимает свои обязанности.
Смирнов кивнул, пробираясь к другой команде. Кузнецов почувствовал, как сам воздух напрягся в ожидании, когда он повернулся к Анастасии.
– Вы готовы? Да, это буря, слишком могущественная, чтобы поддаваться её хаосу.
– Я уверена… – её тихий голос внезапно прервался. Она посмотрела в его глаза, в которых таилось нечто большее, чем просто солдатская решимость.
Словно время замерло. Она ждала ответа, желала, чтобы он обнял её уверенность, но, пройдя к её фильтрующей линии из обостряющегося страха, Ярослав не мог немедленно укрепить её.
Вскоре он расставил команды, как шахматные фигуры, проводя их движениями по велению священного обязанного долга, не имея права на ошибку. Чувство контроля расползалось по его телу, каждый шаг пробуждал дальнюю память о блестящих битвах.
Когда меры были приняты, и команды начали расстилать свои лапы по морозным склонам, он остался на месте и наблюдал за их работой, словно орел на крыльях добра, который глубоко знал, что тревога – сосед в любом сражении.
К обеду морозный воздух пронзил острова Аванпоста, и сердца, носившие мундиры, заполнялись грузом ожидания. Жизнь шла своим чередом, воздуха становилось всё меньше, и внимание более остро, так, словно история была написана специальными чернилами, замораживающими нежданности.
Смирнов вернулся, возвратившись из далекого снежного мира, его одежда была покрыта инеем.
– Все готовы, адмирал! – выпалил он с облегчением, словно высвободившись из сковывающих лап зимы.
– Хорошо, – быстро ответил Ярослав, притворившись уверенным. – Движемся. Погрузитесь в одно направление и не отступайте!
Эвакуация населения Европы
Смирнов задыл возле него, и их маленькая группа, с хрустом проходя сквозь снежный покров, старалась не затягивать время. Все понимали, что каждая секунда дорога.
Южные ветра стали гневными, их огненные призраки сносили знаки и метки, но Кузнецов не сдавался. Он понимал, что небольшие радости не дают раствориться ни сейчас, ни когда-либо. В его сердце зияла дыра, и он не мог её остановить – ни мощным грозовым ветром, ни печальным признанием.
Когда они достигли возвышенности и выглянули за горизонт, красные кремневые заряды обрушились на их радар. Это была ночь, которая могла забрать все живое, вернув обратно к ужасу.
– Готовьтесь, ураганы, всего лишь заматывают время! Вперёд!
Но именно в эту расплату, когда суровые белые дьяволы снова скользили по пустоте, явилась торжественная тьма.
Вскоре атмосфера наполнилась гудением, как будто сама земля покачивалась под их ногами. Окружавшие их белоснежные просторы гремели, а глаза смотрели в метель, ничего не предвещая. Как будто страх прется в их разведанные сердца, то исчезая, то вновь восставая.
Жизнь и смерть срастались в эту ночь, и адмирал проводил стимул в этих пустых звуках, начиная долгую, мучительную игру, в которой не было трофеев, а только боль от воспоминаний о родных и о том, что они оставили за собой, шаг за шагом все дальше от своего дома.
Огромные паровые машины «Дредноуты» содрогнулись, пришвартовавшись у ледяных берегов Гренландии. Адмирал Ярослав, стоя на капитанском мостике, наблюдал, как военные и эвакуированные жители спускаются на заснеженный берег.
