Вот этого чуда Вера была лишена, поэтому долгими бессонными ночами в отделении гинекологии она трогательно прижимала руки к груди, всматривалась в больничный потолок и шептала то, что лежало у неё на сердце, как это делали герои её любимых романов. Вера молила Бога сохранить её беременность, стараясь не думать о том, что почти все молитвенные просьбы героев прочитанных ею книг исполнялись только в последних главах, после серии страданий и мытарств.
– Боже на небесах, не лиши меня ребёнка, а я готова страдать, веря в то, что ты есть. Я очень терпеливая.
Вера хотела даже сказать, что она готова отдать за это жизнь, но вовремя сообразила, что этим она убьёт в себе дитя, поэтому решила не искушать судьбу, а просить только то, в чём сама нуждалась.
– Извини, что я прошу тебя, не стоя в церкви, перед иконой, а лёжа на больничной койке, – шептала она в потолок, представляя синее небо над головой.
Но молилась она напрасно. Через две недели её осмотрел ведущий гинеколог, которая пришла к выводу, что Вера саботирует педиатрическую службу района, выдавая себя за беременную.
Районным гинекологом в те годы стала работать Полина Ивановна, незамужняя, принципиальная, бескомпромиссная к себе и к персоналу женщина лет сорока, к тому же высокого роста, крепкого телосложения, с зачёсанными назад волосами, собранными в пучок. Полина Ивановна недолюбливала беременных сотрудниц и никогда им не сочувствовала, и напоминала Вере сержанта-сверхсрочника, которому были незнакомы позитивные эмоции и отступления от правил. Под её руководством стерильность родильного отделения достигла предельно высокого уровня, при котором выживали только самые коварные микробы, но как гинеколог в экстренных ситуациях Полина Ивановна терялась и от страха совершить ошибку постоянно ошибалась.
А вот в случае с беременным педиатром Лебедевой Полина Ивановна не сомневалась. Педиатров в районе не хватало, а больные дети имели право на качественное лечение. Обеспечить больницу врачебными кадрами входило в её обязанности как заместителя главного врача по кадровому вопросу, поэтому педиатру Лебедевой было официально предложено выскоблить матку, а так как та от медицинского вмешательства письменно отказалась, то её с диагнозом ложной беременности выписали домой.
– Вера, ты… бесплодна.
Это было сказано мужем прямо с порога. Вера лежала на диване, она очень устала, придя из больницы домой.
– Кто тебе об этом мог сказать, когда я сама этого не знаю?
– Вера, стоп. Разве это не так? Мне Галя позвонила на работу, к ней в лабораторию заходила ваша гинеколог, и она сообщила моей сестре, что ты бесплодна. Не смотри на меня словно мумия из гроба. Пожалуйста, ну не молчи… Давай я тебе чай приготовлю. Твоя подруга Людмила нам к чаю булочек принесла.
Вера вспомнила стихотворение Лермонтова о несжатой полосе и поняла, что значит, когда «руки повисли, как плети». Это значит полная безнадёжность. Слава Богу, что ещё не пришёл её смертный час, а смертную тоску полагалось запивать чаем с булочками.
К вечеру молодые супруги почувствовали своё одиночество, словно им сообщили, что светлое будущее стало беспросветно тёмным. Жене захотелось пойти в кочегарку по соседству, где он частенько проводил свой досуг, но он не мог оставить жену одну и продолжал сидеть с ней рядом, пытаясь её развеселить, а та не хотела веселья. Тогда Женя обнял её и прижался головой к её мягкой груди.
