– Тортиков не держим, а конфеты, – пожалуйста, – выбирайте. Есть «Ласточка», есть «Белочка», есть «Мишка на севере». Что вешать?
– Давайте всех, грамм по триста, – сообразила Вера, стараясь привести себя в полный порядок. – «Давай, соберись, тряпка!» – твердила она самой себе, – «вспомни, что тебе Люська сегодня говорила, – не для того тебя мама родила, чтобы кто-то унижал. Нужно обязательно полюбить себя, и тогда люди тоже станут видеть в тебе интересного человека, а не закомплексованное существо среднего пола.
– Откуда такая к нам пожаловала? – снова поинтересовалась дама за прилавком.
– Из Москвы. Я к дяде приехала на похороны, но не успела.
– Это к какому-такому дяде? К «Митричу» что ли? – спросила продавщица, всматриваясь еще внимательнее в лицо девушки. Пожилые дамы, стоявшие в сторонке, совсем притихли, видимо, стараясь уловить каждое словечко, которым перекинулись Вера и сотрудница магазина, чтобы правильно донести последние вести всем своим соседям.
– Да, к нему, – спокойно сообщила Вера, ощутив, что теперь почти стала сходить за местную. Продавщица взвешивала конфеты и всё посматривала на Веру, словно пытаясь разглядеть в ней знакомого человека.
– Так, вроде, не было у него никакой родни. Были совсем дальние, что приезжали пару раз за всю жизнь, – сомневалась дама, выпячивая при каждом слове свои «сливовые» губы.
– Я и есть та самая родня, которая приезжала к нему два раза. Только это было давно, еще в детстве. Мы с мамой его навещали.
– Да, ладно?! Верка, ты что ли?! – вдруг воскликнула продавщица, превратившись из грубой собеседницы в милую и приветливую женщину.
– Я, – удивилась Вера, пытаясь достать из своей памяти знакомый образ. – Маша?
– Ну, – Маша! Помнишь меня? Мы еще с тобой за коровами ходили, помнишь? В клуб ходили на фильм и покупали билеты только на места в первом ряду. Помнишь?!
– Помню, – улыбнулась женщина, еще не веря в то, что милая девочка Маша выросла и стала такой мало приятной продавщицей, с облупившимся чёрным лаком на ногтях и тонкими «сливовыми» губами.
– Так, ты где остановилась-то? У «Митрича»? А, что, решила приехать, просто на похороны или вообще? Что, жизнь в Москве, поди, не такой уж и сахар? – осыпала вопросами свою подругу детства любопытная Маша.
– Да, остановилась у дяди. Изначально ехала, чтобы попрощаться с ним, но не успела. Оказалось, что его уже похоронили. Жизнь в Москве, как и везде, – и чёрные полосы, и белые, – всего хватает. Приехала, думаю, ненадолго. Сначала собиралась уехать сразу, а теперь, вроде как, появились некоторые дела, так что придётся задержаться, – мутновато ответила Вера, надеясь, что Машка не станет лезть ей в душу со своими расспросами.
Бабульки, кажется, уже уснувшие в конфетном ряду, так как абсолютно не шевелились и не издавали никаких звуков, снова стали перешёптываться, и до Веры донеслось несколько обрывистых фраз: мол, «кому она тут нужна», «дела у неё», «приехала, когда дядьку уже похоронили, чтобы дом к рукам прибрать». Вера снова вспомнила слова бойкой Люськи и постаралась не обращать никакого внимания на пожилых дам, обсуждавших её жизнь, о которой не имели ни малейшего представления.
– Вишь ты, какая деловая! Дела у неё здесь появились? А, что раньше-то они не появились, когда Митрич жив был? – напустилась, было, на Веру грубоватая Машка, – хотя, дело твоё, твоя жизнь, – закончила она и сунула бывшей подружке пакет с шоколадными сладостями.
