Велик, велик город городов, во все стороны бесконечен.
В храмах, укутанные в пурпурные ткани, спят статуи богов. Раз в год выходят наружу, смотрят глазами из драгоценных камней на Вавилон, на людей. Потом снова спать ложатся.
Храмов много: в дни Начала Года дым воскурений облаком окутывает город. Люди ходят на ощупь, много смеются. Потом дым разносит ветром по всем соседним городам.
Восемь врат у Вавилона, врат-ртов – по ночам закрываются, крепко зубы сжимают.
Горит ночами Вавилон костром до небес – и ночи его светлы. Столько факелов, очагов – ничего не жалко, все в огонь.
Стены Вавилона так широки, что колесница о четырех лошадях может проехать по ним бегом.
Важно ходят по Вавилону сановники, плавно ходят по Вавилону девушки, чеканно ходят по Вавилону воины, громко ходят по Вавилону лошади.
Каждый – красуется.
Каждый – любуется.
Вот какой Вавилон, город городов!
Когда повозка подъехала ко дворцу, Шемхет хотела поскорее выскочить, но цепкая рука Адды-гупи вдруг с неожиданной силой впилась в ее плечо.
– Ты мне нравишься. Я сама была такой, только я родилась знатной, но бедной девушкой, и всего мне пришлось своим умом добиваться. А ты сразу родилась очень высоко, в царевнах. Но это не так важно: как из низин подняться можно, так и из царевен – упасть. Не это определяет.
– А что определяет? – спросила Шемхет.
Ей нравилась Адда-гупи, но при этом было в ней что-то отталкивающее. Пожалуй, у Шемхет никогда не получилось бы подружиться со старухой, но они могли бы стать хорошими соратницами в каком-нибудь важном деле.
– То, где ты будешь, если башни Вавилона вдруг разрушатся, а у стен замка появится многотысячное войско. На стенах, чтобы их защищать, в подвалах, чтобы прятаться, в повозке, чтобы бежать, или ночью у ворот – чтобы их открыть. Думаешь, это невозможно? Наш мир очень хрупок, Шемхет, нас мало, а враги наши многочисленны. Но главные наши враги – мы сами.
– А где будете вы, когда подступит войско? – только и смогла спросить Шемхет.
– Я буду уже в гробу, – усмехнулась старуха. – А вот где будешь ты, решать тебе.
Тогда только она отпустила Шемхет, и та поскорее пошла прочь. Лишь пройдя несколько коридоров рваной, взвинченной походкой, Шемхет поняла, что злится и что ее сильно вывела из равновесия встреча со старухой. Какая-то глубокая и страшная правда была в ее словах, но еще страшнее было то, что умная и опытная женщина так верила во все ужасные вещи, о которых говорила.
Она остановилась и напомнила себе, зачем пришла: травы, Аран, сестры.
Сначала она отнесла корзину ашипту из храма Мардука, с которыми они заранее договорились встретиться во дворце. Повторила на всякий случай, что нужно делать в первые минуты после смерти. Ашипту смотрели на нее лениво и без любопытства. Они все хорошо знали.
Шемхет вышла от них и почувствовала, как у нее расправляется спина от предвкушения встречи, потому что после трав она отправилась искать Арана. Даже короткие встречи с ним были подарком – потом Шемхет перебирала их в мыслях, словно драгоценности.
Она спросила у стражников о нем и удивительно быстро нашла его.
Она вздрогнула, когда узнала Арана по одному очертанию плеча, по одному затылку, по одной манере стоять очень широко.
Но он был не один. Напротив него стоял юноша чуть моложе, ниже, с нервно раздувающимися ноздрями и пухлыми губами, в которых скользило нечто порочное. Его черты казались знакомыми.
