Зонда с тоской посмотрела в окно. Узкое, оно пропускало мало света, но берегло тепло.
– А как набирать воду? – спросила я, чтобы отвлечь девочку от грустных воспоминаний. Я не видела никакого устройства, похожего на кран.
– Она льется сверху, – Зонда задрала голову. Я тоже. И увидела в невысоком потолке отверстие. – Где-то на крыше есть водосборник. Летом вода нагревается солнцем, а зимой с ней справляются камни.
– Не замерзает?
– Нет. Я не знаю как, но все продуманно.
– Наверное, дом следит. А как заставить воду течь?
– Хлопни в ладоши. Закончишь купаться, хлопнешь снова, и вода сольется.
– Я так счастлива, – я не удержала слезы. – Спасибо тебе, милый дом.
Он лишь легко скрипнул дверью. Словно старик, который смущен и ворчит: «Ну хватит-хватит. Чего ты распустила нюни. Это ведь такие пустяки».
Как же он облегчил нам жизнь! Ведь мы могли там не только купаться, но и стирать! Конечно, летом мы пойдем к ручью, нужно беречь воду, но в зимнее время не придется полоскать белье в ледяной воде. Нашлось место для веревок, которые мы тут же сняли из коридора, вернув ему нормальный вид.
Первым опробовать купальню пошел Лесек. Он вышел закутанный лишь в простыню. Его вьющиеся волосы, намокнув, свернулись еще в более красивые локоны. Правильные черты лица и задранный нос являли красоту бога, которая не была видна за тряпьем.
Когда он подрастет, по нему будут сохнуть девчонки. Я в этом была уверена.
Он прошел мимо нас, даже не посмотрев в нашу сторону, но мы обе проводили его завороженным взглядом. Зонда закусила губу. Я толкнула ее локтем, чтобы она шла купать близнецов. Для детей мы разорвали простыни пополам.
Внизу уже был наведен полный порядок. Никакой соломы. Мы чисто вымыли полы и постелили перед камином перины. Не стали их делить, а уложили сплошной полосой, насколько позволяли лестницы, которые ограничивали пространство. Простыни постелили на перины внахлест, чтобы не сбивались.
В центре определили места для малышей. Договорились, что со стороны близнецов ляжет Зонда, а рядом с Ильгой и ее братом я. Каждому было выдано свои одеяло и подушка. Мы чувствовали себя на небесах от счастья.
– Почему дом не открывает остальные комнаты? – спросила меня Зонда, когда я терла ей спину.
У нее даже на плечах были веснушки. Я бы не назвала Зонду красавицей, но определенно милой. Особенно когда она не говорила гадости. Ее внешность можно было бы охарактеризовать всего парой слов: девочка-осень. Немного крупноватый нос, густо покрытый веснушками, большие зеленые глаза, аккуратный рот и белая-белая кожа. Ярко-рыжие вьющиеся волосы и такие же брови – эти краски были присущи последнему буйному цвету природы перед долгой зимой.
– Наш дом ждет возвращения хозяев, – мне пришлось объяснить очевидные вещи. – Он не хочет разбазаривать их богатства. Мы дали ему шанс не развалиться от одиночества. Ты заметила, он открывает нам только то, что для него не представляет значительной ценности, но позволяет соблюдать порядок. Солома на полу, брызги после умывания над фарфоровой чашей, веревки и белье, развешенные в коридорах, немытые мы. Ему это все не нравится. И дом потихоньку упорядочивает нашу жизнь. Но лишь для того, чтобы предстать перед хозяевами в полном блеске. «Смотрите, я вас ждал. Я не подвел».
– Но хозяева его подвели, – буркнула Зонда.
– У вас же тоже был живой дом? – осторожно произнесла я. Хотела дать понять, что иногда лучше покинуть дом, чем погибнуть при нападении.
