Но седан снова прибавляет скорость и вылетает со двора, мигая на прощание фарами.
— Лея! — кричу я, выбегая следом, кручусь на месте, пытаясь понять, куда свернул автомобиль. Сердце колотится бешено, меня так трясет, а голос срывается. Пытаюсь крикнуть в полную мощность легких, но выходит только жалобное сипение:
— Кто-нибудь, помогите! У меня дочь украли!
И без сил падаю на колени.
2. Глава 2.
Карина
— Вам плохо?
Собака, дворняжка, подбегает ко мне близко, я отшатываюсь от нее, поднимаясь с колен. Голова кружится дико, меня накрывает очередной приступ паники.
— Все хорошо, — отвечаю хрипло мальчишке, что держит собаку за поводок. Отвечаю на автомате, по привычке всегда держать лицо и не жаловаться, вдолбленной в самую подкорку.
Нужно что-то делать, но я никак не пойму, что. Ледяной ужас блокирует способность соображать.
Машина уехала, и я не успела их задержать. Я не смогла разглядеть номера, залепленные грязью, только значок «мерседеса» и битое заднее крыло.
Этого так мало, но нужно передать приметы, если успеть сделать это прямо сейчас, есть шанс, что объявят план-перехват и дочку спасут.
Мою Леюшку. Я представляю, как сейчас ей страшно, в компании с чужими людьми, одной, без мамы, и хочется орать на весь двор от собственного бессилия. Почему, почему именно ее? Господи, я так старалась спрятаться, уберечь ее от всех возможных опасностей, но не смогла.
Не смогла.
В горле застревает комок размером с теннисный шар, ни вдохнуть, ни выдохнуть, я оттягиваю ворот футболки.
Какой телефон у спасательных служб? Помню только «Скорую», ноль-три. Или нужно девять-один-один? Нужно взять себя в руки и действовать, истерики не помогут.
Боже, мозг как вата, и я с трудом продираюсь сквозь собственные мысли. Мне сейчас нужно ясное сознание, каждая потерянная секунда отдаляет меня от дочки.
Бежать за ними по проспекту бессмысленно, я никогда не догоню, это ничего не даст.
С трудом вспоминаю правильный номер, набираю его и слушаю гудки. Один, другой, потом — фраза «ожидайте».
Почему, почему так долго? Вы же экстренные службы!
Так, нужно обуздать эмоции, паника только помешает. Вспоминай, Карина, что ты можешь рассказать полиции. Они начнут спрашивать факты, приметы, хоть какую-то зацепку. Пропажа детей — это серьезно, они найдут мою девочку.
Я пытаюсь успокоить сама себя, но это просто не работает, когда дело касается своего ребенка, никакие доводы разума роли не играют.
Все это чушь собачья.
Нужно что-то еще.
И меня как током пронзает — та милая бабушка, что пыталась меня заболтать, держала за локоть и тыкала в лицо мобильный с липовыми фотографиями своей семьи. Ее нужно поймать и допросить, она — ключ к этой истории!
Я иду, спотыкаясь, ноги словно не принадлежат моему телу, они как неродные. Нужно бежать, пока старушка Шапокляк никуда не исчезла. Я вбегаю во двор, оглядываюсь. Народу по-прежнему почти нет, хотя обычно в это время на площадке полно людей. Я подбегаю к парню с девушкой, сидящим в обнимку:
— Вы не видели здесь бабушку? В шляпке? Пожалуйста, у меня украли ребенка!
— Нет, — они смотрят на меня испуганно, переглядываются между собой.
— Вспомните, пожалуйста, она только что была здесь, — мне больше не к кому обращаться, я пытаюсь уговорить их, но они поднимаются и уходят, оставляя меня одну.
Чужой двор кажется враждебным, я озираюсь нервно, но старушки так и не видно. Только брошенные нами игрушки валяются в песке, я наклоняюсь, поднимая длинноухого зайца-тильду, с которым Лея не расстается.
