Шолохов говорит ледяным тоном, от которого становится не по себе, но я стараюсь не обращать внимания. Он прав: в нашей жизни нет места сантиментам. Между нами уже нет и не будет ничего общего. Невозможно восстановить мост, который был разрушен и сожжён до основания. Для этого потребуется целая жизнь, а у нас нет столько времени.
Да и какая разница, как назвали ребёнка?
Я не уверена, что имя следует менять, ведь дочь привыкла к тому, что к ней обращаются «Соня». Пусть она ещё совсем маленькая, но наверняка уже говорит хоть что-то и точно понимает, когда зовут её. Животным не рекомендуют менять клички, а Шолохов желает сменить имя нашей дочери…
Значит ли для него дочь хоть что-то? Или Рома просто не верит, что она наша? Что малышка выжила, а не погибла во время родов?.. Тогда зачем он согласился помогать мне? Вопросов много, но я стараюсь отвлечься от них, чтобы не нервничать ещё сильнее. Какая мне разница, что там думает бывший? Мне всё равно, что творится в его голове. Окажусь рядом с дочкой, а дальше как-то справлюсь.
Машина медленно выезжает со двора, а я всё жду ответ на поставленный бывшему мужу вопрос.
— И всё же? — настаиваю на своём я. — Ты сказал, что у вас с Усольцевым не самые лучшие отношения… Верно?
Кажется, Шолохов говорил так, или я просто вырвала часть слов из контекста и поняла по-своему? Состояние у меня оставляет желать лучшего, поэтому могло померещиться всякое.
Мысленно приказываю себе сконцентрироваться, ведь сегодня крайне важный день.
— Не самые лучшие — мягко сказано, — усмехается Шолохов, а мой взгляд прилипает к его губам, уголки которых приподнялись в подобии улыбки.
Как же сильно я любила эту улыбку раньше…
Наверное, так же, как ненавижу теперь.
— Усольцев мой главный конкурент, но тебе не стоит переживать. Мои люди подготовят тебе новые документы, в которых не будет штампов о браке и разводе. К счастью, мы не успели засветиться, как счастливая супружеская пара. О нашем браке никто не трепался в прессе, поэтому вряд ли Усольцев где-то видел твоё лицо. Ну а если он тебя узнает, то ты своё дело сможешь выполнить отлично — поплачешься ему в плечо, расскажешь, как бывший муж лишил тебя всего, растерзал твоё бедное несчастное сердце. Ты ведь именно так рассказываешь исход наших отношений подружкам?
Противно…
Больно…
Глаза щиплет, но я держусь.
Подружкам?
Шолохов отлично знает, что подружек у меня и не было никогда. О чём тогда речь? Пытается вытянуть, как я жила и справлялась всё это время без него?
Игнорирую его вопрос и отворачиваюсь в окно.
Я не хочу врать человеку и притворяться кем-то другим.
Не хочу скрываться и обманывать кого-то.
Наверное, было бы правильным заявиться к Усольцеву и потребовать, чтобы вернул мне дочь.
Где-то глубоко внутри ёкает — что, если Соня всё-таки не моя? Однако это сомнение быстро улетучивается, ведь она так сильно похожа на меня маленькую, да и родимое пятно… Или я просто цепляюсь за это пятно, как за спасительную соломинку?
Шолохов останавливает машину около огромного торгового центра. Раньше я с удовольствием выбиралась с бывшим мужем куда-то, а теперь не хочу находиться рядом с ним. Нет и малейшего желания выбирать вещи в его компании. Да и нужно ли мне наряжаться как кукла? В конце концов, если я буду напоминать модель, то Усольцев может с порога дать мне от ворот поворот.
— Шолохов, я не думаю, что это хорошая идея. Усольцеву нужна няня для ребёнка, а не любовница, — говорю, бросая мимолётный взгляд на бывшего. — К чему ты хочешь вырядить меня?
