Маша звонко рассмеялась и, попросив его не задерживаться, прихватила оставленную на столе корзинку с нарезанным хлебом. Когда она скрылась за дверью, он отбросил на подоконник бейсболку и, не отходя далеко от кассы, вымыл руки прямо на кухне.
Однако стоило пройти к столу, как аппетит словно рукой сняло. С ним всегда творились непонятная херь, стоило чертовой сестренке попасть в поле зрения. Никогда не простит ей пережитого позора. Никогда и ни за что.
— Ты опоздал, — заметил Сапрыгин, не отрывая глаз от тарелки. Маша услужливо носилась вокруг него, подсовывая как ни одно, так другое блюдо.
— Извини, задержался на тренировке.
— Не передо мной извиняйся, — поднял голову, рассматривая сына, — а перед ней! — кивнул на притихшую жену. В уставших глазах промелькнул немой укор. Они ведь договаривались не расстраивать друг друга. — Она целыми днями возится на кухне, стараясь угодить каждому, а тебе лень приехать вовремя.
Желание ответить в том же духе, Стас вовремя укротил. Нескоро сотрутся из памяти воспоминания о той ночи. Нескоро забудутся брошенные в гневе оскорбления и тот, кто способствовал их появлению. Однако лучше не гневить судьбу. У них и так каждый день американские горки. Складывалось впечатление, будто у отца не сердце барахлило, а бабский ПМС зашкаливал. Вчера хоть до раны можно было прикладывать, а сегодня снова не с той ноги встал. Хрен поймешь, чего ожидать в следующую минуту.
Уловив в голосе мужа недовольные нотки, Маша накрыла его руку своей ладонью и мягко улыбнулась.
— Ничего страшного. Садись, сынок. Руслана, поухаживай за братом.
Руслана нехотя поднялась и потянулась за пустующей тарелкой. Вот тут у Стаса аж оскомина на зубах выступила. Ехидно ухмыльнувшись, он передал чертовке свою тарелку, а та, пользуясь моментом, повернулась к нему спиной, и пока никто не видел, показала средний палец. Вот мымра.
Первые минуты все ели молча. Руслана испытывала дикое напряжение, чувствуя на себе прожигающий насквозь взгляд. Не трудно было догадаться кому он принадлежал, и что самое интересное, ни у Петровича, ни у матери это пристальное внимание не вызывало подозрения, словно это было в порядке вещей.
Не знала она, не подозревала, что за участь подготовил ей несносный братец. Если бы знала, то не действовала ему на нервы, соблазнительно облизывая губы, а смиренно уткнулась в свой плов и не рыпалась бы на ровном месте.
Хотя Стас тоже был хорош. Пока Маша старательно выполняла роль хозяйки, ухаживая в основном за мужем, он смотрел на её дочь, а на месте сердца, будто бракованный маховик вращался.
Хоть бери и домой не приходи. Хотя они и так толком не виделись. В универе не пересекались, дома — тем более. После грандиозной ссоры длинноволосую заразу будто подменили. Стас даже на свадьбе её видел мельком. Девушка старалась лишний раз не отсвечивать, и когда родителей не было дома, отсиживалась в комнате без каких либо признаков жизни, что выглядело весьма странно.
Правда, когда они встречались за обеденным столом, девушка бралась за старое. Она отыгрывалась на нем, как только могла, начиная с тупых подколов и заканчивая откровенным заигрыванием. И хуже всего было то, что делала она это специально, прекрасно зная, как раздражают его подобные номера.
Кое-как контролируя эмоции, Стас вяло орудовал ложкой. Челюсти работали и того медленнее. Зубы сводило от желания подорваться со стула и схватить паршивку за шею. И не понять, за что ненавидел больше: за то, что стала свидетельницей его унижения или за то, что жгла в венах кровь, вынуждая чувствовать между лопаток скопившуюся испарину.
