— Стоять! — грозно выкрикнула я.
Брат с псевдосестрой замерли, словно игроки в «Море волнуется раз». Но перед этим Галя успела-таки с хрустом откусить добрую треть картофелины и стояла теперь с набитым ртом.
— Выплюнь немедленно! — сказала ей я. — Наглотаешься сейчас микробов!
— Микроб шкушно? — с трудом выговорила девочка, и не подумав избавиться от добычи.
— Микроб вредно для здоровья, — ответила я. — Здесь дворцовых лекарей нет, а туалет — один на троих, так что плюй, — протянула я к ее рту ладонь, на что Галя помотала головой и попыталась проглотить откушенный кусок, но у нее это не вышло.
Тут мой не умеющий смотреть за детьми любимый что-то проговорил по-обиссякски, и принцесса вдруг побледнела, выпучила глаза, выплюнула картошку прямо на пол и тоненько завыла.
— Что ты ей сказал?! — воскликнула я.
— Что микробы — это такие маленькие дракончики, которые поселятся прямо в ней и будут кушать ее изнутри. Кушать и расти, расти, расти! А когда вырастут большими…
— Достаточно! — прервала я принца, обладающего чрезмерно развитой фантазией, но отстающего в умственном развитии, и стукнула его по лбу, чтобы хоть как-то недоразвитый мозг поправить. А потом обняла плачущую девочку: — Галчонок, он пошутил! Микробы — это совсем не драконы. Они просто маленькие зверушки, которые хоть и будут кушать тебя изнутри, но большими все равно не вырастут.
— Умно, — потирая лоб, прокомментировал мое объяснение Гоша. — И главное, не поспоришь ведь.
— Вот только не надо иронии, — сказала я. — В конце концов, я не микробиолог. И не зли меня, если по-прежнему хочешь котлеток.
— Моя изнутря тоже прежнему хочешь котлеток, — немедленно перестала подвывать Пиктигаула.
— А вот кстати, — вспомнила вдруг я. — Никто из вас не трогал мою…
Не договорив, я выскочила в комнату и обвела ее взглядом. Гжельской вазы не было ни на ее обычном месте, ни где-либо еще. Я вернулась на кухню, подбоченилась и рыкнула:
— Пр-ризнавайтесь, где моя ваза?!
— Позволь уточнить, — поднял руку Гоша. — А что будет тому, кто признается: награда или наказание?
— Смотря в чем он признается, — процедила я, и заметив, как испуганно заморгала принцесса, добавила: — Или она.
— Тогда нам рискованно признаваться, — сказал принц. — Ведь наказанием может стать уменьшение количества котлеток.
— Скажу больше, — злобно прищурилась я. — Вплоть до полного их отсутствия!
— Вот видишь, — вздохнул Гоша. — Кто же на таких условиях признается?
— Ну хорошо, — сложила я на груди руки. — Тогда я поджарю котлеты только себе. А вам сварю макароны. А еще я хотела кого-то угостить мороженым, но теперь съем его сама.
— То не есть правда, — буркнула вдруг Пиктигаула.
— Еще какая правда, — возразила я.
— Она имеет в виду — справедливость, — пояснил Пиктигоуша. — В смысле, это несправедливо.
— А выбрасывать мои вещи справедливо?
— Она же не просто так ее выбросила! — воскликнул Гоша и тут же зажал себе рот.
Принцесса сверкнула на него взглядом, а потом перевела его на меня и заговорила знакомым уже мне тоном будущего правителя:
— Я бросать твой горшок! Я спасать тебя от зверь. Какой для тебя есть сильно важен: целый ты сам или твой целый горшок?
— Целый я сам, — вынуждена была признать я. — Но лучше говорить «целая» и «сама», потому что я женского рода. И да, прости, спасибо, что спасла меня. Просто мне все-таки жалко горшок… Поскольку вообще-то это ваза. Гжельская. Она мне очень нравилась. Ведь можно же было кинуть что-то другое…
