Если бы вы знали сколько радости я предоставляю сам себе, тем фактом, что имею, наконец, возможность, написать письмо вам моим дорогим и сообщить единовременно, что я жив и здоров, может это прозвучит странно, но это так и вы наверное никогда не поймете подобное настроение. Нинуська, родная, все время лелеял мечту, как случится возможность написать тебе письмо и написать много, много, а вот сегодня эта возможность налицо и не знаю как писать, с чего начать.
Милая, я немного начал сдавать физически, что на меня действует исключительно угнетающе, ибо… после войны почувствуешь, что если жизнь будет значительно укороченной и исключительно неполноценной.
Нинусь, когда я тебе писал последнее письмо, но я не помню, все так смешалось. За это время пришлось написать, совершить и видеть очень многое, написать в письме просто нет возможности. Во всяком случае скажу, что было много героического, но много и таких фактов, которые позорят нашу Красную Армию. Нинусь, я никогда не думал, что способен на такую беспощадность, которая граничит с жестокостью… Я считал, да и ты считаешь меня добродушным человеком, оказывается в человеке долгое время могут скрываться качества, которые проявляются только в соответствующей обстановке. Да, это твердость, если хочешь даже упрямая настойчивость, сослужили мне не плохую службу. В условиях замыкающихся кругов она помогает.
Приказ командования нами выполнен. Совершили мы поистине героический пеший марш, пройдя до 150 километров пешим ходом.
…Сейчас я на Кавказе. Видел Ваню, семью он оставил у моих стариков, сам же по приказу наркома ж.д. транспорта двинул дальше. Видал Марусю, она бедняга 25 километров с ребенком шла пешком, подобрал ее истребительный батальон, где оказалось много коммунистов, которые ее знали. Секретарь ихнего горкома оказался подлецом. Сейчас она также у моих стариков. Решила остаться с ними. Стариков я видел даже два раза. От фронта сейчас мы сравнительно далеко. Если там на прежнем месте, работали по ночам на фронте, то сейчас находимся несколько позади, создаем все необходимое, чтоб удержать проклятого гада. Ох, как нам нужно сейчас время как воздух. Есть у нас чудесные люди. Мы с марша, не отдыхая ни единые сутки, приступили прямо к работе, очень многие на земляных работах выбрасывают за сутки от 45 до 2-х кубометров. Это не виданное дело. До свидания, родные.
Нинусь, я очень огорчен Кирой, неужели ты не в состоянии ей втолковать так, чтоб она поняла, что сейчас когда решается судьба большая, сотни тысяч людей кладут свои жизни для того, чтоб выполнить Ваше исключительно твердое и суровое требование – остановить и погнать во что бы то ни стало врага. Неужели для нее не будет понятно то, что в этих условиях вести себя так, чтоб не приносить ни какой пользы на том участке, на котором находишься просто преступно. Ведь ты сама пишешь о тунеядцах, к которым ты относишься с презрением и некоторые присосались для того, чтоб только отстаивать свое благополучие. Откуда у Киры стремления к паразитической жизни?
Нинусь, ты пишешь, что некоторые приезжают с фронта на несколько дней и спрашиваешь меня, не удастся ли мне приехать? Нинусь, об этом я только могу мечтать, но в настоящих условиях это не возможно – просто фантазия. Утешаю себя мыслью, что настанет день и час, когда какая-то сотая доля секунды и устанавливалась бы связь с вами. Числа 17 августа наконец я получил возможность написать Вам письмо, не знаю, получила его или нет, но и на том месте (были сравнительно далеко от фронта имел возможность заезжать к старикам) простояли очень недолго всего несколько дней и снова нас перебросили на новое место, а сейчас опять прибыли уже вплотную к району, где решается очень многое и здесь-то я и получил кучу твоих писем.
