Да что там говорить, я с ними машины ремонтировала, по локти в мазуте, с грязными руками и вечно испорченными ногтями. Мама качала головой, вздыхала, порой даже ругала, приводя мне в пример Тоню: вот она – женственная, аккуратная, как куколка, а я… Я же бесилась, обижалась, но всё равно продолжала жить так, как мне хотелось.
И всё же сейчас, если бы можно было вернуть хоть один день, хоть один момент, я бы слушала её бесконечные нравоучения не перебивая. Просто стояла бы, улыбалась и наслаждалась её голосом, даже если бы она снова упрекала меня за испачканные джинсы или оборванные манжеты куртки. Как же я скучала, по всем…
Мама, папа, Тоня… Все исчезли в одно мгновение. Авария. Никто не выжил.
Как я тогда не сошла с ума – не знаю. Возможно, спасли девочки. Они остались в детской комнате, под присмотром няни, пока Тоня поехала с родителями выбирать подарки ко дню рождения дочек. Я думала, что они вернутся с красивыми коробками, но вместо родных людей в мою жизнь вошла холодная пустота.
В тот момент я находилась в университете. Помню, как прямо во время лекции в аудиторию вошёл декан. Он почему-то посмотрел на меня особенно пристально и попросил выйти. Я шла за ним, перебирая в голове возможные причины. Может, кто-то слил информацию про уличные гонки за городом? Только этот инцидент приходил на ум. Но стоило мне выйти за дверь, как декан, с сочувствием глядя в глаза, протянул мобильный телефон.
А дальше – туман. Густой, вязкий, чёрный.
Машина.
Столкновение.
Не выжили.
Опознание.
Приехать срочно.
Слова, которые били по сознанию, как удары молота, превращая реальность в кошмар.
Как я вышла из университета? Как добралась туда? Как стояла перед ними? Эти моменты стёрлись, будто их вытравили кислотой. Но избавиться от них полностью, вырвать с корнем, словно ничего и не было, невозможно. Нет такой функции у человеческого мозга.
И до сих пор я просыпалась среди ночи. Иногда в холодном поту. Иногда – с криком.
Тяжелее всего было сказать об этом девочкам. Как объяснить четырёхлетним малышкам, что их мама больше никогда не вернётся?
Я обожала их. Эти две неугомонные непоседы были словно моими маленькими отражениями – такие же шустрые, любопытные, с искорками озорства в глазах. Тоня смеялась, когда они устраивали очередную возню, и с лёгкой обидой говорила, что её дочери почему-то похожи на меня больше, чем на неё. Порой даже шутила, что ей казалось, будто мама у них не она, а я.
Ирония. Теперь я была в статусе их мамы по-настоящему. Они не дали мне сломаться, утонуть в тоске. Теперь они были моей единственной семьёй.
Я старалась объяснить так, как могла: что мама улетела на облака с бабушкой и дедушкой. Ожидала слёз, истерик, бесконечных «почему», но вместо этого они посмотрели на меня своими огромными глазами и тихо спросили:
– А ты, Соня, не улетишь к ним?
Вот тогда я не выдержала. Слёзы хлынули сами, и я, сжимая их в объятиях, прошептала, пообещала, поклялась:
– Никогда вас не оставлю.
Так мы и стали жить втроём. Как умели.
Учёбу я бросила. Денег хватало – от родителей остались сбережения и большая квартира в Питере, в которой я жила с ними до аварии. Но остаться там не смогла. Девочкам было привычнее в доме сестры, и я выбрала для них то, что лучше.
Знала, что рано или поздно должен был объявиться Влад. Их отец. Он позвонил только через неделю после похорон.
Когда я услышала его голос, меня охватила странная смесь удивления и отвращения. Влад был холоден, безразличен, будто просто уведомлял меня о чём-то незначительном. Сообщил, что не смог приехать на похороны жены из-за работы и невозможности выехать из другой страны. Видеть его я не хотела.
