Верные до смерти - страница 14

Татьяна Мельник-Боткина: «Я посмотрела в сторону дома. Там, на крыльце, стояли три фигуры в серых костюмах и долго смотрели вдаль, потом повернулись и медленно, одна за другой пошли в дом». Горько плачущий русский мальчик, Наследник Цесаревич Алексей Николаевич, и оставшийся с ним по просьбе Государыни Жильяр слышали, как загрохотали экипажи и как, рыдая, возвращались к себе Великие Княжны, три несчастные русские девочки.

Снег уже таял. Ожидали, что с часу на час тронется Иртыш. Лед на реках опасно трещал.

Из дневника Государя: «13 апреля. В четыре часа утра простились с дорогими детьми… Погода была холодная, дорога очень тяжелая и страшно тряская от подмерзшей колеи. Переехали Иртыш через довольно глубокую воду, имели четыре перепряжки…» Во время остановок Великая Княжна выходила из повозки и долго растирала пальцы, прежде чем они обретали какую-то подвижность.

Из дневника Государыни: «Устала смертельно. Голова разламывается». На следующий день Она отказалась переезжать реку по воде. Из села принесли доски, устроили кладки и воду перешли по доскам. В одном месте Государь шел по колено в ледяной воде, неся Александру Феодоровну на руках.

Опасное и мучительное путешествие Императорской Четы открыло для Царской Семьи третий и последний этап на Их пути к мученичеству. Дом Ипатьева – завершающая точка трагедии – уже ждал…

Через несколько дней после отъезда Их Величеств, 1/14 мая, сменили отряд охраны, прибывший с Семьей из Царского. Официальным главой нового отряда, состоявшего из 72-х красногвардейцев, почти сплошь латышей, дерзость которых, по словам Жильяра, превосходила всякое воображение, стал матрос Хохряков. А истинным начальником «Дома свободы» стал их командир Родионов, жестокий и злобный (один из убийц генерала Духонина). Полковник Кобылинский: «Морда у него какая-то “бабская”, с ехидной улыбочкой. В нем чувствовался жестокий зверь, но зверь хитрый». Полковник Кобылинский, хотя числился еще комендантом, фактической власти уже не имел.

20 мая в 11 часов дня Августейшие Дети, свита, служащие и 13 слуг уезжают в Екатеринбург.

При отъезде конвой полностью разграбил оба дома и даже присвоил лошадь с экипажем, присланную архиепископом Гермогеном с целью отвезти Детей на пристань.

Едва пароход, все та же «Русь», отчалил, солдаты подняли стрельбу из пулеметов. Хохряков даже спустился в каюту к Цесаревичу, чтобы успокоить Его.

В Тюмени местные большевики намеревались арестовать всех прибывших из Тобольска. Только после долгих переговоров Дети и свита смогли покинуть пароход и пересесть в поезд.

Слуги и наставники Цесаревича ехали отдельно, в вагоне 4-го класса. Камердинер А.А. Волков успел передать в вагон Детей и свиты, оставшихся без продуктов, бутылку молока для Цесаревича и немного холодной телятины, иначе они голодали бы два дня.

Вагон Детей был неописуемо грязен. Солдаты, заметив отвращение Узников, постарались превратить его в полное непотребство. Двери купе приказали держать открытыми. Внутри разместились часовые. Больной Цесаревич скучал по Жильяру и остро переживал унизительность положения, в котором они очутились.

«10(23) мая. Четверг… Наконец они прибыли… Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности…. Очень мало писем дошло до них и от них. Много они, бедные, перетерпели нравственного страдания и в Тобольске и в течение трехдневного пути…» (из дневника Государя).