Дэфф усмехнулась.
– Новичок ты, только и всего. Мысли шире. Какую цепочку событий это поднимет? Густав наводил справки – у борделя довольно серьезная крыша, и, учинив там самосуд, я навлекаю опасность на свою голову и головы товарищей. В том числе и на голову моего спасителя. Так и будет продолжаться: я отомщу за себя, они придут отомстить за разрушенный бизнес, а те, кто останутся в живых, будут мстить за тех, кого в этой перепалке убьют. И потом, надо понимать, кому мстить: то ли докторам, ставящим уколы, то ли хозяину борделя, который всего лишь исполнитель, то ли его крыше, а то ли отрезать яйца похотливым клиентам, которые создают спрос на такое?! Я просто бездарно просру подаренный мне второй шанс. Стоит оно того, м?
– Этого мне не понять, – покачал головой Найд, – пока, по крайней мере.
Он погрузился в свои мысли. Больше всего Найда потрясла не столько история Дэфф, сколько ее отказ от мести. Найд частенько представлял в своих мыслях, как вдруг становится сильным и влиятельным и начинает мстить каждому, кто причинял ему страдания. Жестко, методично, с удовольствием. Даже сейчас – Найд задавался вопросом, а кто виноват в его теперешнем состоянии, в его галлюцинациях, кто вообще заварил всю эту историю, из-за которой вся его жизнь пошла насмарку?! Вот бы найти виновника и отомстить… Он и вправду так думал. Но очень мало информации, даже рассказанное Тильдой не спасает. Значит ли это, что недостающие паззлы ему придется добыть самому?
Готового ответа снова не было.
Над большим верстаком свисала яркая лампа. Скрючившись на стуле, Рамис аккуратно вырезал новую фигурку. Неловкое движение. Дернулся. Минус еще один палец. Ну, как… просто поранился, если не драматизировать. Вздохнув, он отложил работу, встал из-за верстака, вынул из аптечки бинт и хорошенько замотал порез. Это уже четвертый забинтованный палец. Корнилов не обманул: Рамису предоставили самые лучшие, самые новые инструменты, а он, привыкший работать тупыми, без конца ими резался.
«Ничего, привыкну», – проворчал он недовольно себе под нос.
На самом деле, ворчливое настроение настигло Рамиса не просто так. Он был недоволен, потому что за пять дней новой жизни не нашел, чем бы быть недовольным. Все складывалось немного не так, как его пугали, и как он сам пугал себя. Он думал, что творить по заказу будет сложно – но ошибался. Заказы поступали интересные, притом сами клиенты приносили Рамису идеи, о которых он в моменте даже и не думал! А бывало, что клиент не особо знал, чего хочет, и Рамис включал свой творческий радар на максимум, генерируя идеи одна за другой. Это как-то не сильно смахивало на рабство, которое он ожидал. Да и потом – ему больше не надо было выкраивать жалкие крохи времени на любимое дело! В общем, Рамис продолжал жить в режиме веронского беженца, ежеминутно ожидая подвоха, и чем дольше подвоха не было, тем тревожней ему становилось.
Основная проблема возникла с Апани и Ледой: удочерить девчонку было, по словам Корнилова, почти невозможным. Для этого, как минимум, пришлось бы заключить фиктивный брак, а наличие мужа у Апани это как-то усложняло. Впрочем, Корнилов попросил не паниковать и подождать, пока он с кем-то там переговорит. Кроме того, Апани надо было пристроить на работу, и хорошо бы не прачкой или уборщицей, а кем-то поприличнее. Но Корнилов сказал, что не знает, как в окружных детских садах родители отнесутся к воспитательнице-беженке. А информация просочится, она всегда просачивается. Вздохнув, Корнилов пообещал похлопотать по поводу временной прописке всей семье. Он так и сказал – «всей семье».
