Вертиго - страница 21
– А как насчет рыб? С ними же можно попробовать наладить поставки продовольствия!
– У нас они жутко глупые, с ними невозможно иметь дела. Ты просишь одного, они приносят совершенно другое. Да как с ними говорить, они же немые!
– И сколько же вы так живете? – спросил их Чарли, пока Ромео записывал телефон одной красотки.
Больше двух, а по некоторым сведениям, и пяти тысяч лет.
– Впечатляет!
– Да, и не жалуемся.
– Жалуются только приезжие, они вечно пытаются как-то повлиять на океан. Совершают какие-то ритуалы, молятся, верят во всякое разное. Но как таракан или крыса могут повлиять на океан? А они верят. Правда, рано или поздно все выздоравливают.
– Вы считаете это болезнью?
– Да, здесь мы называем их больными, ослепленными жадностью.
– Нам что, это тоже предстоит?
– В той или иной мере, все зависит, насколько вы хотите контролировать происходящее. Вы же поняли уже, в каком мы положении перед океаном.
– А вы что, совсем-совсем не контролируете жизнь, ничего не хотите и счастливы тем, что есть?
– Мы смирились с тем, что беспокойство за будущее и попытки контролировать происходящее неизбежны. Их словно выбрасывает океан, а мы довольствуемся тем, что он нам дает. Сегодня так, ну а завтра будет завтра.
– Не совсем понятно мне это, ребята, – сказал Ромео, кокетливо поглядывая в сторону девушек-тараканов. Может, я перегрелся. У вас не найдется случайно холодненькой кока-колы?
– Ну, холодной тут не бывает, а теплая – иногда. Посмотри, что там приплыло к берегу.
Тараканы и крысы бежали к берегу встречать дары, которые принес океан, среди которых Ромео нашёл бутылочку прохладной кока-колы.
Так Чарли и Ромео жили, как живут все, кто рождается или чудом попадает на Банановый остров, пока их не забрало море, как оно забирает всех тех, кто покидает пределы физического тела в самый подходящий для этого момент.
Клод рассказывал историю импульсивно, иногда повышая интонацию, иллюстрируя эмоциональную составляющую происходящего. В завершении своего рассказа он скинул с себя разноцветный халат и оказался абсолютно голый. Больные аплодировали, а Матильда, суетясь, пыталась исправить эту обнаженную ситуацию, одевая Клода, приговаривая, что, мол, чего только не увидишь в этой комнате.
– Мне, наверное, стоит заходить к тебе почаще, – обратилась она к Клоду, поправляя воротник его банного халата.
Клод обнял Матильду, сделал серьёзное лицо и вышел из комнаты, его примеру последовали все остальные. В этот день время его публичного безумия было исчерпано. Но, должна признаться, тогда я хотела, чтобы оно продолжалось вечно!
Доктор попросил меня заполнить некоторые документы и посвятил в тонкости организации больницы. И, самое главное, я разузнала о болезни Клода. Клод болен очень редким заболеванием, которое доктор назвал «мультидиссоциативное расстройство идентичности», при котором внутри одного человеческого сознания на короткий промежуток времени воплощаются разные личности, не зависимые друг от друга, не оказывая никакого воздействия на больного, так как он считает, что происходящее в его сознании не связано с ним самим.
Уникальность этого случая в том, что каждое утро мы наблюдаем другого пациента. Он словно рождается другим человеком, и в течение дня ведет себя так, как никогда до этого не вел, за исключением одного забавного факта. Мы называем это «систематические вспышки бреда» – истории, которые он рассказывает каждый день. Это похоже на маленькое представление, которое развлекает не только больных, но и весь персонал больницы, включая меня. Если бы Вы спросили меня, хотел бы я, чтобы Клод выздоровел, я бы вам ответил так: в моей карьере лечащего врача это было бы самое трагичное событие, несмотря на всю положительность этого обстоятельства. Я понимаю, это звучит немного странно, но постараюсь объяснить.