Веря в сказку - страница 16
– Нет, – бросает он.
Варя мастерит скучающий вид.
– Да ну? Не может быть!
Стас не отзывается, и девчонка решает сменить тему разговора.
– А какие сказки помнишь ты?
Он неуёмно встревоженно оборачивается. В одной руке он держит свою ветровку.
– Сказки?
– Которые тебе читали в детстве.
– Накинь, – Стас бросает ей ветровку.
Девчонка, не ожидая подачи, роняет вещь на пол.
– Что? Зачем?
– Отопления нет. И я окно открыл проветрить. Накинь.
Варя вытягивает перед собой увесистую вещь.
– Вот здорово! – вдруг выдыхает она. – Ветровка самого настоящего старшего брата!
Стас задумчиво смотрит, как Варя засовывает руки в рукава, становясь похожей на Пьеро.
– Где тут замок? Какая длинная! – опустив носик, девчонка пытается отыскать внизу застёжку. – Так ты не ответил про сказки.
Стас неспешно подходит к Варе, склоняется, помогая ей найти застёжку. Заботливо, медленно, чтобы не защемить край одежды, застёгивает молнию ей до подбородка. Девчонка восторженно смотрит на него, словно он ей не старую ветровку застегнул, а хрустальную туфельку преподнёс. Стас не выдерживает её щенячьего взгляда и натягивает девчонке на голову капюшон, затягивая потуже вокруг носа. Пока Варя слепо вертит головой по сторонам, никак не соображая, как ослабить капюшон, он садится сзади неё на диван.
– Я не помню, – врёт он.
Варя оборачивается на звук его голоса. Стас видит точащие из его ветровки нос и губы этой нелепой девчонки.
– Ну хоть одну!
– Зачем тебе?
– Я ведь тоже не помню.
Стас чешет затылок.
– В детстве мне некому было читать сказки, – задумывается он. – Все дни я проводил в спортзале, на тренировках у отца. Домой мы все возвращались уже уставшими.
– Твой папа тоже занимался боксом? – вставляет Варя. Ей удаётся найти верёвочку и ослабить капюшон.
– Да.
– Но все родители читают своим детям сказки. А как же твоя мама? Она же читала тебе что-нибудь, когда ты был маленьким?
Стас молчит. В груди разверзается пустота. Он не сразу понимает, что именно слова Вари заставляют его вспомнить – лишь неприятный, липкий холод окутывает сознание. Затем, как вспышка, перед внутренним взором мелькает образ: тусклый свет лампочки, дрожащая тень на стене, голос матери – негромкий, но полный священного ужаса. Она стоит на коленях. Слова текут с её искусанных губ талым ручейком, бесконечные, монотонные. Стас знает, что за этим последует – очередная «очистительная молитва», холодная вода на голову, резкий запах ладана, а потом долгие часы в углу, с ощущением, что он снова сделал что-то неправильное.
В висках стучит, в желудке поднимается тошнотворное тепло. Стас резко выдыхает, пытаясь удержаться в настоящем, не дать памяти снова затянуть его в прошлое.
– Как же ты без сказок? – печально вопрошает Варя, приняв его скорбное выражение лица за нечто своё.
Стас удручённо разминает шею. Ему хочется сказать, что сказки – это просто бесполезная чепуха для тех, кто боится смотреть правде в глаза. Ложь, обёрнутая в красивые слова, чтобы дети не плакали, а взрослые не чувствовали себя такими жалкими. В реальности никто не приходит на помощь в последний момент, никто не живёт «долго и счастливо», и уж точно никакие чудеса не спасают, когда тебе действительно плохо. Всё это – детские фантазии, которыми кормят слабаков, чтобы они не сошли с ума от того, насколько этот мир жесток.
– Да вот как-то же вырос, – с трудом выдавливает он.
Варя выбегает из зала. Обиделась, словно прочитав его мысли? Испугалась?