– А вот и да!
– А вот и нет!
– Ты чё, сопля, спорить со мной вздумал?! Ща по соплям отхватишь!
– Не надо…
Рядом с Князем возникает Андрей Горчаков в своей вечной зелёной куртке «Adidas». Его тёмные кудри торчат во все стороны, будто он только что выбрался из стиральной машины. Под левым глазом свежий синяк, отливающий всеми оттенками фиолетового. На ногах треники с лампасами, одна штанина заправлена в поношенный кроссовок, другая болтается.
– Да ладно тебе, Некит, – Горчаков по-братски хлопает Князя по затылку. – Не кипишуй, старичок! Ну, чё ты завёлся? Ну, нравится твоей Птицыной этот чокнутый, так и чё теперь? Бабы они такие, с придурью.
Князь от такой борзоты аж багровеет. В глазах его вспыхивает пламя, и он моментально вцепляется в Горчакова, хватает за грудки, трясёт, как наволочку, и орёт так, что эхо по всей Питерской гуляет:
– Чё ты там булькнул, а?! Чё ты там мне пробулькал, чмырь?!
Горчаков тоскливо улыбается, будто он бессмертный.
– Да пошёл ты! – Князь, окончательно потеряв терпение, отпихивает Горчакова с постамента.
Горчаков ухитряется приземлиться на обе ноги, словно это было не падение, а акробатический трюк.
– Всё-таки Птицына снова отшила, – осторожничает кто-то из толпы.
– Молчать! – визжит Князь.
– Молчим.
– Базар мне тут устроили!
Князь, дыша полной грудью, сжимает кулаки. Взгляд его пышет злобой, изо рта вырываются клубы пара.
– Да достал он меня уже! – орёт Князь, топнув ногой, будто капризный ребёнок. – А вы, тараканы бестолковые, только и можете, что нянькаться с ним! Простое дело, а вы – как с похмелья! Эй, ты, чё лыбишься, чмырь? Весело, да?! Я тут цирк устроил, что ли? Я чё, по-вашему, клоун?!
– Н-нет, простите… – какой-то хлюпик с переднего ряда начинает икать.
Князь спрыгивает с «княжеской высоты», неуклюже приземляется. Несчастный, обезумевший от страха «хлюпик» даже бежать не думает – его тут же с двух сторон скручивают братаны.
Князь с боевым криком и занесённым кулаком бежит на «хлюпика», со второго раза вмазывает ему по лицу и опьянено начинает рыскать вдоль затихшего ряда подчинённых.
– Ну?! Кому тут ещё хиханьки да хаханьки?!
– Никому, честно слово!
Стукнутый пацанчик пытается подняться с земли, но косится на главу и решает полежать ещё какое-то время.
– Слушать сюда! – Князь отходит назад спиной. – Хватит с меня! Стадо безмозглых баранов! Ни на что не способных!
– Да, есть немного… – пристыженно гудит толпа.
– Раз этот клоп безродный такой дерзкий, по-хорошему понимать не хочет…
Барсук перестаёт красться в сторону тропинки, чтобы поскорее удрать со всеобщего сбора, как вдруг снова останавливается.
– … тогда и я не буду больше тянуть.
Князь замолкает.
Стая напряжённо следит за каждым его шагом. Глава отходит назад, широкими прыжками вновь взбирается на своё место. Выпрямившись во весь рост, лезет в карман куртки. Нервно достаёт пачку сигарет.
– Огонёчку? – вопрошает Горчаков.
Князь садится у самого края, свешивает ноги. Сигарету, зажав между пальцами, протягивает корешу. В темноте щёлкает зажигалка.
– Андрюха, – подзывает Князь и делает долгую, жадную затяжку.
Горчаков деланно надламывает брови.
– Что угодно, князюшко?
Князь с успокоением выдыхает.
– Будь любезен, – он переводит вниз на кореша взгляд. – Свистани-ка сюда Охотника.
Барсук оступается, подворачивает лодыжку, шипит от боли. Кто-то шикает на него, говоря не шуметь.
– Охотника? – Горчаков неохотно встаёт спиной к постаменту. – А что его свистеть? Вон он.
