Памяти всех, погибших 17 марта 1979 года, при катастрофе Ту-104, №42444, рейса Москва – Одесса
Мелкий холодный дождь. Сырость. Ветер несет с Балтики рваные клочья тумана. Холод проникает за воротник, под одежду, под кожу. Погода обычная для Питера. Все бы ничего, да видимость ноль. Аэропорт «Пулково» закрыт для взлета и посадки. Мы должны были вылететь еще в 11.50, днем, а уже ночь, около двенадцати. Долго еще ждать? Черт его знает!
Я снова вошел в здание аэропорта и поднялся в комнату отдыха экипажей. Весь экипаж в сборе. Молодой парень, второй пилот Ваня Козлов вопросительно посмотрел на меня. Первый раз с ним лечу, его назначили мне в экипаж перед самым вылетом, в Одессе, когда выяснилось, что мой второй вчера перегрелся на пляже и лететь не сможет.
Ваня раньше летал на Ан-2 вторым, на Ту-104 налетал всего 25 часов.
Штурман, Иван Степанович, не молодой, грузный, лысеющий мужик, начинавший еще на Ли-2, читает книгу. Ему не привыкать к нелетной погоде, летал на севере, в полярной авиации, а на старость лет, ближе к пенсии, перебрался в Одессу, потянуло в теплые края.
Бортмеханик Сева, круглолицый, тридцатилетний, чернявый красавец с черными усами на загорелом лице, типичный одессит, франт с Молдованки, времен двадцатых годов, сосредоточено полирует ногти.
– Ну что, командир? – спросил он, оторвавшись от своего, безусловно важного, дела. – Скоро полетим?
– А вот, сходи в метеослужбу и уточни прогноз, что они там по поводу погоды думают? – ответил я.
– А смысл? – сказал Сева. – Пусть лучше молодой сбегает.
И он снова принялся за свое важное занятие.
– Я сбегаю, я сейчас, – сказал Ваня и направился к двери.
– Во-во, иди-иди, – сказал Сева, – а то все равно дурью маешься, а лучше веник возьми, и на крышу, туман разгонять.
Ваня ушел, но вскоре вернулся, радостно сообщая:
– Видимость улучшается, туман рассеивается. Скоро ростовский рейс отправлять будут.
– А Одесса? – спросил я.
– Одесса пока не принимает.
– Что Ваня? Туман веником разогнал? Мо-ло-дец! – съязвил бортмеханик.
– Да что ты к парню пристал? – сказал я. – Сам дурью маешься. Ей богу, как баба, ногти он полирует!
– «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей» – Пушкин сказал. А я гитарист, между прочим, ногти – мой рабочий инструмент.
– Ты бортмеханик, в первую очередь, между прочим. И отстань от пацана со своими дурацкими шуточками! – пробурчал я.
– И не пацан он вовсе, а пилот! Ас! Гроза вредителей полей и тараканов! Расскажи, Ваня, как ты там на своем «кукурузнике» поля кропил, а? Э-э-э-х! – потянулся Сева, расправляя плечи, и запел:
С одесского кичмана
Сбежали два уркана.
Приходите ко мне после полета, я вам такой репертуар выдам! Забацаю весь одесский блатняк!
– Да слышали мы твой репертуар, балаболка! – ответил штурман. – Лучше бы чего-нибудь толковое разучил.
– Толковое на эстраде поют, а то, что я исполняю, вы нигде не услышите, – ответил Сева.
