Андрей опустил глаза, но я успела заметить в них вину. И сожаление.
Я тоже сожалею… только понять себя в этом не могу – я жалею о том, что так убивалась, что доверяла, что расписала нашу с Андреем жизнь на годы вперед. Но о наших с ним отношениях я не жалела никогда.
Мы ругались – не постоянно, но часто. До хрипоты спорили, доводили друг друга, затем мирились. И это было так круто! Нет, я бы и без этих качелей прожила – без ссор, без споров, но только с ним.
— Никита Борисович… – начал Андрей, и папа вздернул брови.
— Давайте спокойно, – напомнила мама, и Андрей кивнул.
Папа сможет сдержаться, интересно? Я ведь ему все выложила – что Андрей не уважал меня, ходил по тусовкам, где, скорее всего, изменял мне. Про разговор этот подслушанный, ставший последней каплей. Обнимала отца и плакала, что не могу в этом городе оставаться. Папа уговаривал хоть неделю подождать – документы забрать, дела по работе перестроить, но я… не могла я в тот момент.
И папа сдался. Забрал нас, и мы уехали, а следующие недели для меня как в тумане были. Даже к психологу меня водили – очень уж родители переживали. И я выкарабкалась.
А тут опять Андрей, чтоб его.
— Все же, давайте выйдем, – попросил Андрей.
Я вскинулась, да и мама тоже, но папа пообещал:
— Мордобоя не будет.
И уже когда оба они – и папа, и Андрей, вышли в коридор, до нас донеслось:
— Наверное.
… как говорится, жила была девочка.
Сама виновата.
8. Глава 8
АНДРЕЙ
Мы вышли на крыльцо, но Никита Борисович кивнул на дорожку, и мы отошли дальше.
— Чтобы не подслушивали.
— Ясно. А… Лизе и правда так плохо было?
— Да, – отрезал он. — Думаешь, если дочка улыбается и огрызается – значит, она всегда такая? Лиза ранимая очень, а ты обидел ее.
— Не так все было, – поморщился я.
Черт, вот не виноват я! Не мой косяк, что Лиза подслушивала, и напридумала себе ерунду. Я тоже мог бы обвинить ее в том, что не доверяла – ну как бы я мог кинуть ее, если говорил, что люблю? А она…
… плакала. Плохо ей было, и от этого сейчас плохо уже мне самому.
Почему-то казалось, что Лиза тогда фак мне фоточкой послала, и в том же духе продолжила – подарки мои вышвырнула, например, и продолжила такой же оставаться. Веселилась, язвила… с гребаным Витькой связалась!
Нашла лоха, блин.
… интересно, а она спала с ним?
Кровь бросилась в голову при мысли об этом. Нет, даже знать не хочу… да и ясно, что спала. Лизка – горячая, с чего ей было монашкой жить? Но хотелось бы именно этого – чтобы ни с кем после меня не была.
— То есть, ты ни в чем не виноват?
— В чем-то я точно виноват, – пробурчал я отцу Лизы, ведь я не хотел, чтобы Лиза по мне плакала.
Страдала.
Не только потому, что от этого неприятно, а потому что… хм, обычно когда кто-то долго переживает – потом искренне ненавидит объект своих слез. Время, сука, лечит, и все такое.
— Рассказывай! – поторопил Никита Борисович. — Сейчас я больше всего хочу тебе морду набить за то, что дочке голову морочил, и сейчас снова объявился, но…
— Но?
— Но я понимаю, что иногда женщинам лишь бы обидеться и придумать беду. Да и любят они все вывернуть наизнанку, переиначить слова и поступки, додумать и нафантазировать. Так что рассказывай, – велел он.
И я рассказал.
Про свои планы в бизнесе. Про то, что терпеть не мог жить на деньги брата, и подрабатывал, где только мог, хотя вполне имел возможность оставаться обычным мажором – тачки, телки, тусы, терки и прочие «Т».
