Весеннее счастье - страница 18
– Лиз, у тебя всё нормально? – спросила одна из девочек, глядя на меня с подозрением, – ты вообще не отвечаешь ни на один вопрос. Что случилось?
– Крот вызывает после обеда. Волнуюсь. – ответила и встала из-за стола.
Как ни оттягивай неизбежное, а идти нужно.
В миру нашего начальника звали Вениамин Борисович Шульц, о чём всем сообщала латунная полированная табличка перед дверями его кабинета.
Вдохнула поглубже, послала всех к чёрту и вошла, предварительно стукнув в дверь.
Крот сидел за столом. Перед ним стоял здоровенный старинный письменный прибор из зелёного камня с прожилками. Малахит, наверное, впрочем, это неважно.
Когда я вошла, начальник приветственно кивнул, затем сделал движение привстать, но остановился на полпути и сел обратно в своё кресло.
– Рад вас видеть, Елизавета Андреевна, – произнёс он ласково и блеснул стёклами очков.
– Вы просили меня зайти, – стараясь говорить ровно, произнесла и замолчала.
Пусть он сам скажет. Сам озвучит причину моего увольнения.
– Да, да, спасибо, что согласились! Видите ли, в чём дело… – начал Крот и смутился.
Он помялся немного, пожевал губами и продолжил:
– У меня к вам дело сугубо личное.
Вениамин Борисович замолчал, а я глупо хлопнула ресницами и с трудом удержала вспотевшие руки на коленях. Очень хотелось вытереть их о юбку на бёдрах.
– Я давно присматриваюсь к вам, – вновь заговорил начальник, облизывая губы, – и вы мне очень нравитесь. Вы сдержаны, экономны. Вы очень спокойная и уравновешенная женщина, Елизавета Андреевна. Я следил за вами. И знаю, у вас есть три или четыре юбки, которые вы разбавляете несколькими блузками все семь лет, что работаете у меня, не позволяя себе транжирить деньги на ерунду. И мне это очень нравится.
Я наблюдал за вами во время развода и ни разу не заметил нервных срывов за вами. И это мне тоже очень нравится!
Начальник замолчал, а я сидела сама не своя и боялась дышать. О чём это он? Мамочки!
– Лизонька, позвольте мне вас так называть, – произнёс Вениамин Борисович, вновь облизывая свои и без того мокрые губы, и продолжил: – я предлагаю вам скрасить остаток моих лет! Будьте моей женой, Елизавета Алексеевна!
Если бы меня ударили из-за угла чем-то большим и звенящим, то, вероятно, эффект от предложения Крота был бы всё равно более впечатляющим.
Я смотрела на некрасивое толстое лицо мужчины, сидящего за столом напротив меня, и не могла отвести взгляда. Не понимала, что такое говорят эти мокрые губы? О чём он вообще?
Он считает, что раз я такая экономная и молчаливая, то достойна стать его женой? Женой старого крота? Зачем? Скрасить ему старость? Я?
– Понимаю, что моё предложение несколько неожиданно для тебя. Ты ведь уже немолода, Лизонька. Подумай. Не торопись в своём решении. Нам будет хорошо вместе, я это чувствую. Ты не будешь ни в чём нуждаться, – говорил тем временем Вениамин Борисович.
А я всё хлопала ресницами. Пыталась уложить в голове услышанное. Это я немолода? Да мне всего тридцать пять, и буквально вчера вечером я ощущала себя на восемнадцать-двадцать!
– Мне скоро шестьдесят пять лет и пора уходить на пенсию. Думаю, тебе некогда будет работать, если мы станем жить вместе, то у тебя появится много приятных обязанностей. Я ведь вижу, какая ты отзывчивая, добрая и заботливая женщина. И ценю это очень высоко, – продолжал говорить Крот.
Сейчас я вела себя как обычно. Как в любой непонятной для меня ситуации застывала испуганным кроликом и ждала, может, как-нибудь без меня, моего вмешательства само рассосётся.