Как наяву девушка видела центральную улицу села с мечетью, саманные стены домов, плетни из виноградной лозы и машину ГАЗ с установленным на ней ДШК- крупнокалиберным пулеметом.
В звуки очередей вплеталась музыка, игравшая в комнате.
Видишь, море как живое
Серебрится под луною…
Олег прорезал в плетне лаз и Cобровцы бросились к дому, откуда велся огонь.
Льнет к ногам твоим волною,
Словно хочет удержать…
Олег бросил гранату.
После взрыва они вышибли дверь и очутились в задымленных комнатах. В одной из них на полу сидел окровавленный чернявый мужчина, поднявший руки над головой.
– Я заложник!
– Ага! – скептически буркнул Олег.
И сады листвой зелёной
Тянутся к тебе влюбленно…
Надо было двигаться к окраине села, откуда велся минометный огонь.
Внезапно сзади, совсем рядом, раздался взрыв, и Олег почувствовал, как летит вперед. Уши будто заложило ватой, голова загудела. Выстрелы как будто стихли. Неужели бой кончился? Но почему тогда он видит яркие вспышки, и все куда-то бегут?
Манит все тебя остаться
Каждый взгляд и каждый звук…
Слух постепенно возвращался, и Олег стал уже различать выстрелы и крики. Вместе со всеми он машинально куда-то бежал; потом, когда застрочил ДШК, плюхнулся на замороженный навоз на чьем-то скотном дворе.
Но ты едешь, забывая,
Смыслом жизни окрыляя…
ДШК за несколько минут сравнял забор рядом с землей…
Потом было отступление, стоны раненых, густая завеса дымовых шашек.
– Ничего, могло быть и хуже,– утешал кто-то кого-то. – Сейчас передохнем и наподдадим как следует!
Неужели никогда я
Не увижу тебя вновь?
Только теперь Олег почувствовал, что воротник рубашки сзади как будто мокрый и липкий. Он провел рукой по затылку. Так и есть- рука наткнулась на холодный стальной осколок, торчавший прямо из кости.
Не оставь меня,
Тебя я умоляю
Вернись в Сорренто,
Любовь моя!
Видишь, море как живое
Серебрится под Луною.
Льнет к ногам твоим волною,
Словно хочет удержать.
Кира стояла на мраморной открытой террасе. Ярко светило солнце; уступами спускался от террасы к морю цветущий сад. Пышно зеленели платаны, пальмы, оливы, фисташки, мандариновые деревья; яркими пятнами выделялись цветочные клумбы с гладиолусами, азалиями, клематисами и другими причудливыми растениями, названий которых Кира не знала.
За террасой возвышался небольшой белый домик с плоской крышей.
И сады листовой зелёной
Тянутся к тебе влюбленно.
Молят все тебя остаться
Каждый взгляд и каждый звук.
На террасе Кира была не одна.
Здесь стояли плетеные коричневые столы, стулья, кресла; тут же, кто сидя, кто стоя, расположились несколько мужчин, женщин и мальчик лет пяти, одетый в матросский костюмчик.
Кира, как и две другие женщины, была одета в светлое длинное развевающееся платье, вроде тех, что носили барышни в начале века, а теперь только актрисы в спектаклях про ту жизнь.
Кира тщетно пыталась понять, кто эти женщины. Она не могла избавиться от ощущения, что, хотя она никогда их и не видела, все же между всеми ними существует какая-то невидимая связь.
Одной из женщин было лет двадцать пять. Из-под широкополой соломенной шляпы выглядывали аккуратно собранные в пучок вьющиеся каштановые волосы. Личико, правда, выглядело несколько простецки: широкие скулы, нос картошкой; но выразительные карие глаза и красиво очерченные пухлые губки компенсировали этот недостаток.
Судя по тому, как льнул к девушке мальчик в матроске, это была его мать.
