– Признавать границы возмутительной Кагеты – наносить оскорбление Четырежды Божественному Сервиллию, который скоро снесет этот грязный загон. Вы были в своем праве, маршал. Что-нибудь еще добавить можете?
Добавлять, что, не желая признавать границ, император уподобляется бацуте Пургату с его воплями, Капрас, само собой, не стал.
– Заготовка припасов идет более-менее успешно, – как мог спокойно сообщил он. – Тем не менее есть некоторые сложности, и я бы хотел…
– Это дело местных властей, – отмахнулся легат. – С губернатором Кипары я виделся, и он меня понял. Вижу, вы удивлены?
– Да, – счел за благо подтвердить маршал, удивленный разве что резвостью Филандра. – Этот господин любезен, но уклончив.
– Говорить с обожравшимися бездельниками нужно резко, – сервиллионик шлепнул ладонью по скатерти, заставив вздрогнуть и разбежаться добытые у Микиса фрукты. – Чем резче, тем лучше! Нужно требовать сразу всего – поставок, денег, людей. Под угрозой немилости Четырежды Божественного, а немилость – это смерть. Никаких порицаний, опал, ссылок и прочей бесполезной ерунды, только смертная казнь и конфискация всего имущества в пользу казны. Именно так я и поступаю. Вас, впрочем, здешние дела больше не касаются, вы отправляетесь на войну, как и хотели.
– Да, – очередной раз соврал Капрас, возвращая на стол скатившийся ему на колени дардион. – Мой долг – защита Паоны и императора.
– Четырежды Божественный Сервиллий в защите не нуждается, а теперь к делу. Много ли у вас войск в Кирке, а также поблизости и когда вернутся упомянутые «лучшие части»?
– В самой Кирке гарнизона сейчас не имеется. – Никаких тайн здесь нет, так что пусть знает. – После поднятого частью местного гарнизона мятежа, который мне пришлось подавить со всей строгостью, в городе стало тихо. У меня была мысль разместить там драгунский полк, но помощник вашего предшественника меня опередил. Он претендовал на звание сервиллионика, а я всего лишь временно исполнял обязанности, согласно…
– Мне все известно, – легат не то собрался чихнуть, не то просто поморщился. – Вы были правы, оставив печать у себя. Можете ее не возвращать: герб и девиз изменены, так что она утратила силу.
– В любом случае я не счел возможным размещать своих людей рядом с людьми теньента Анастаса. – Память о Лидасе Капрас отдавать и так не собирался, но перемены в гербе избавляли от очередного вранья. – Поддерживать порядок в городе им вполне по силам.
– Плохо. – Прибожественный еще раз шлепнул по столу, но все готовые к бегству фрукты уже разбежались. – В Кирке свили гнездо предательство и ересь. Вы еще не знаете, но этот воню… возмутительный Анастас не только не подчинился, но даже посмел угрожать мне, а в моем лице самому Четырежды Божественному!
Так вот ради чего ты здесь! Не управившись с обнаглевшей «рыбиной», полноценным хозяином северных провинций не стать. Собственных сил не хватает, значит, самозванца должен уничтожить маршал Капрас, уничтожить и убраться.
– Вы меня поняли?
– Поведение Анастаса непростительно и недопустимо, – выдал достойный самого Фуриса оборот маршал, – и подтверждает разбойничью сущность данного негодяя.
– Анастас – изменник и кощунник. Запомните это.
– Я запомнил, – и отнюдь не сейчас. Так запомнил, что даже ночью пару раз снилось. Доцветающая мальва, выкрашенные серебряной краской воротца, изящный фонарь и на нем – оскаленный висельник. Носитель первой молнии северной гвардии Анастас. Тварь, которая могла спасти чудесного парня, но возжелала печать сервиллионика… власти над чужими жизнями возжелала.
