Дорожка тёмных волос от пупка вниз. Взгляд упёрся в широкую резинку трусов, а потом начал угадывать очертания того, что находилось ниже, того, что натянуло ткань. И пульс тут же разогнался и забился, словно сердце испуганного кролика. Но взгляд скользнул ещё ниже, по длинным волосатым ногам, к ступням, слегка свесившимся с коротковатой для этого богатыря кровати.
Вторые пальцы на ногах длиннее больших. Ещё один доминантный признак. Катя улыбнулась.
«Интересно, какого же цвета у него глаза?» — подумала она и встретила его спокойный взгляд из-под приподнятого локтя.
— Ты бы хоть двери закрывала, когда спать ложишься, — он развернулся к ней всем корпусом. — У нас тут, конечно, тихо-мирно, но всё же.
Глеб убрал её волосы, упавшие на шею, провёл большим пальцем по скуле к подбородку. Катя замерла, боясь даже шелохнуться.
Что она могла ему ответить, когда он смотрел так, словно завалит её прямо сейчас? Завалит одним слабым выдохом, как карточный домик. Именно таким шатким и ненадёжным стало бы её сопротивление.
— Не бойся, — улыбнулся он. — Не сейчас.
И встал с кровати.
И, чёрт побери, но Катя расстроилась. Облизнула губы, не дождавшиеся поцелуя, и уткнулась лицом в подушку. «А когда? А почему не сейчас?» — протестовала она мысленно.
— Я тебе тут еду принёс, — когда Катя повернулась, Глеб уже натянул джинсы. — И, если ты будешь не против, я к тебе присоединюсь.
Он шуршал пакетом с логотипом какого-то супермаркета, выкладывая коробочки с полуфабрикатами, пока Катя стягивала спутанные волосы резинкой.
— Вот это лучше разогреть, — сортировал он продукты. — Это в холодильник. Это съедим так.
— Я нашла вилки, — громыхнула она столовой нержавейкой, выдвинув залипший ящик и посмотрела на видавший виды чайник. — А воду из-под крана здесь можно пить?
— Чёрт! Воду, — обернулся он. — Воду я забыл. Но сейчас сбегаю, тут недалеко есть магазинчик.
К тому времени, как Глеб вернулся, Катя перемыла посуду для двоих и даже слегка украсила стол, достав припасённые в дорогу бумажные салфетки.
— Так, вода, — поставил Глеб пластиковую баклажку на стол и полез в карман за трезвонившим телефоном. — Адамов. И тебе не хворать!
Катя краем глаза следила, как он бродит по комнате, запустив ладонь в густые тёмные волосы, выражая своё отношение к собеседнику короткими вопросами: «И что? А она меня спросила? Уверен? И что с того, что она моя жена?», и не менее однозначными пожеланиями: «Так сам и порешай! Она твоя сестра! Съезди и забери её сам! Я занят. И не твоё дело — чем».
«Жена, — хмыкнула Катя и даже нисколько не удивилась. — Как ожидаемо. Кобелинус вульгарис. Что значит: кобель обыкновенный».
Глеб отключил телефон, бросил его на стол. Задумался, барабаня пальцами по столу. Мрачная глубокая складка пролегла между его тёмных бровей. И было в нём что-то голливудское, эффектное, драматическое.
— Как они меня все достали, — наконец ответил он Кате, молча следившей за ним. — Жёны, их родственники, свои родственники.
И, словно вторя его словам, телефон завибрировал на столе. Фотография молоденькой смазливой блондинки улыбнулась с засветившегося экрана, но имя прочитать Катя не успела.
Глеб подобрал дорогой аппарат, отключил и засунул в карман.
— Часто женишься? — повернулась Катя к закипевшему чайнику.
— Чаще, чем хотелось бы. Вот сейчас последний раз разведусь и всё, завяжу с этим, — улыбнулся он, когда она повернулась с двумя кружками кипятка.
