За последнюю неделю Хулия раз десять сходила посмотреть на остатки механизма. Обиженный дядюшка Ансельмо разобрал аппарат уже на следующее утро и Хулии только и досталось, что после завтрака посмотреть на гору железяк на столе. Мысленно она назвала почивший механизм Мечтатор.
Книга, к которой дядя тоже потерял интерес, окончательно перекочевала в комнату Хулии. Она боялась, что дядя уже не сможет воссоздать аппарат, но тот лишь удивлённо поднял брови, когда она это упомянула, а затем прочитал лекцию минут на пятнадцать о том, что у каждого нормального человека всегда хранятся все чертежи его изобретений. Потому Хулии оставалось лишь целыми днями намекать, что новая попытка применить изобретение может увенчаться большим успехом.
В остальном ей было сложно чем-то занять себя. Ками де Мар был крохотным городком и через полчаса пешей прогулки в любую сторону ты попросту оказывался в соседнем городке, столь же плотно застроенном, потому что никто не собирался упускать возможность получать прибыль с туристов, приезжавших на морское побережье. Ками де Мар состоял из холма, на котором находились остатки иберийском крепости, массы старинных домов по дороге к пляжу, сети отелей на пляже и, как ни странно, университета по другую сторона холма. Причём в университете вполне допускались вольнослушатели и уже с сентября Хулии предстояло попробовать почти совсем взрослую жизнь и стать «почти студенткой».
Она ходила по пляжу. Переписывалась с мадридскими приятелями. С родителями. И даже успела попереписываться с Анхеликой, которая четвёртый год жила в Ницце. Практически каждый говорил Хулии, как рад за неё, раз теперь она живёт у моря и у неё столько свободного времени. Она же при этом молча завидовала приятелям: они бы смогли легко найти новых друзей в незнакомом городе. Танцевать. Болтать. Наслаждаться каждым мгновением. Хулия казалась самой себе самозванкой, занявшей место кого-то, кто лучше сумел бы распорядиться годовым отдыхом в курортном городе.
Она уже изучила всё, что смогла найти про Антонио Санчеса (всё, что можно откопать в интернете, не покупая всех книг, где Санчес упомянут одной строкой в сносках). Странностей при этом хватало. И главной из них была та, что жанра детектива в Испании не было до семидесятых годов. В те годы, когда весь мир играл с новой опасной игрушкой, испанские писатели даже не пробовали себя в этом новом жанре. Многие увлекались и читали английские или французские книги. И Хулия с интересом читала статьи о «национальном менталитете», который не позволял испанцам попробовать свои силы в жанре, который столь легко раскупался. «Рассказы без конца» упоминались, пусть и не часто, но, как правило, исследователи понятия не имели, к какому жанру их отнести. Для детектива в них не хватало расследования. Их называли (при хорошем раскладе) «хоррором» или (в неудачных случаях) «графоманией, где автор умел придумать завязку, но бросал сюжет, не дойдя даже до кульминации». Сама же Хулия была уверена, что в самом крайнем случае «Рассказы» точно претендовали хотя бы на звание «первого испанского постмодернизма». «Рассказы» по всем канонам мистических книг должны были быть тайным знанием, доступным лишь посвящённым. На самом деле она нашла книгу, выложенной в интернет аж на двух сайтах (она даже умудрилась посмотреть количество посещений – в обоих случаях почти за десять лет меньше сотни на каждую из страниц с книгой). Судьба писателя рассказов оставалась неясной, как и многих из тех, кто не был достаточно известен, чтобы его жизненный путь имело смысл прослеживать во время хаоса Гражданской войны.
