– А разве нет? – задавался вопросом третий.
– Я говорю о дисциплине не умственной, а духовной… – поправился первый.
– Но в писаниях сказано именно об уме, а ум и духовность – это различные вещи…
Шилан одернул за рукав одного из парней, слушавших беседу, тот оглянулся, удивлено поднял брови.
– Что тут обсуждают? – спросил у парня Шилан.
– Писания Будхи, – ответил тот.
– Что за писания Будхи? – поинтересовался Шилан.
– Вы что, не знаете что такое – писания Будхи? – удивился парень. – Вы, вообще, кто?
– Я здесь первый день, я Лин Шилан.
– О! – кивнул парень, поклонился в приветствии, – Хан Яньсюй.
Тут заговорил пожилой мужчина, все остальные присутствующие в беседке стихли.
– Вы лучше послушайте, потом зададите вопросы, – прошептал Хан Яньсюй.
Хан Яньсюй отвернулся, боясь пропустить что-то важное.
– Сутры Будхи учат нас как достичь просветление, преодолев нашу незрелость разума и духа. Ничто в учении Будхи не поддерживает насилие. Такие эмоции как злость, гнев, ревность, ведут к разрушению. Их нужно обуздать… но это также и сила, которую можно направить в правильное русло.
– Но фузы, – заговорил один из молодых людей, – жертвоприношение, оно… его требуют боги. Если…
– Жертвоприношение – это насилие, – кивнул фузы, – а любое насилие, как я уже упомянул, отрицается писаниями. Все трепещут перед насилием. Все боятся умереть. Поставьте себя на место тех, кто умирает и поймете, что нельзя убивать и нельзя подстрекать к убийству.
– То есть жертвоприношения людей… они отрицаются писанием?
– И не только людей, – кивнул фузы, – животные тоже живые существа. Они так же способны любить, они тоже испытывают привязанность. Посмотрите, многие жертвоприношения, в которых приносят в жертву собак… в основном это щенки, не так ли? Почему? Потому что боги этого хотят? Разве богам не всё равно взрослая это собака или щенок. А вот людям, любящим свою собаку, им тяжело с ней расстаться и поэтому в могилы кладут щенков, к которым хозяева не успели еще привязаться.
Шилан послушал некоторое время, потом кивнул своим дувеям, развернулся и пошел к выходу из сюеюань.
– Шаочжугон, – спросил Юй Мин, – разве вам не интересно послушать?
– Интересно, – кивнул Шилан, – но я не читал этих писаний, как я могу понять, о чем идет речь?
– О! – кивнул Юй Мин, – и то верно.
– Первым делом, – обратился к дувеям Шилан, – как только мы вернемся в поместье, достаньте мне эти писания.
– Слушаюсь, – кивнули дувеи.
Жизнь вошла в привычное русло, с утра Шилан и его дувеи проводили время в тушугуан, затем слушали обсуждения, возвращались в поместье, и весь вечер проводили в тренировках. Шилан, привыкший к физическим нагрузкам, просто не мог провести день без них. Его мышцы требовали постоянных, утомительных тренировок, и он, не имея возможности заниматься по утрам, как он привык это делать в лагере, изнурял себя вечерами.
Спустя несколько недель в столицу вернулась делегация, проводившая мирные переговоры, и в вангоне был организован прием, на котором чествовали прибывших под предлогом дня рождения одной из любимых наложниц давана. Так как мир был заключён тайно и никто, кроме десятка посвящённых, об этом не знал, то день рождения наложницы пришелся как нельзя кстати.
Шилан возвращался поздно вечером с пира. Когда он подъезжал к поместью ему навстречу выехал один из хэйдзявеев и предупредил, что весь день, с тех пор как он отправился в вангон на пир, у ворот его резиденции стояла, приехавшая с границы, Жоу гуафу.
