Андрею понравилась эта девушка, её красивые глаза выражали муку и страдание, ему казалось, что она вот-вот разревётся. Хотелось сказать ей что-нибудь ласковое и приятное, но он побоялся очередной паники.
Проникнув вглубь тела девушки, он обнаружил, что нервные клетки желудка и прямой кишки возбудились и были необычного серого цвета. Он словно сдавил ладонями огненный шар и держал его до тех пор, пока он не сравнялся с общим фоном, принося душевный покой ему и уж точно этой симпатичной девушке.
– Софья Ивановна, удивительно, но боль ушла, я чувствую себя так, что готова парить в воздухе, кажется, что стоит мне оттолкнуться, и я полечу. Такая лёгкость во всём теле, что я его не чувствую.
– Слава богу, Танюшка, а то я смотреть на тебя не могла – девочка ты наша хорошая, – и она погладила по голове свою молодую напарницу.
Этот диалог шёл одновременно с действиями, связанными непосредственно с Евгением Александровичем: его подняли, усадили на кушетку и пытались определить, что случилось со здоровым, никогда не жалующимся на здоровье хирургом. Обычно красное лицо его было бледным, он капризно отталкивал руки женщин и приборы, с помощью которых они пытались понять причину столь неожиданного отказа здоровья.
– Уйдите все с моих глаз долой! Никого видеть не хочу! Здоров я, и ничего со мной не произошло! Вон отсюда, и дверь закройте – я один хочу побыть…
Решив пожалеть старого хирурга, Софья Ивановна тронула его осторожно за плечо:
– Устали вы, Евгений Александрович, шли бы отдохнуть – лица на вас нет.
Он вяло отмахнулся и произнёс усталым раздражённым тоном:
– Идите, идите, я вас позову.
Только дверь закрылась, он тут же поднялся и быстро подошёл к Андрею.
– Так-так… Значит, говоришь, тебе больно, и это услышал только я один? Ведь это так? Ну что же ты молчишь? Скажи мне что-нибудь, подай хоть какой-то знак. – Он схватил скальпель, руки его задрожали, линзы очков зло сверкнули. Занеся скальпель над лицом Андрея, он замер жуткой статуей в лихорадочном раздумье. «А если парню на самом деле больно? – надо сделать анестезию и приступать к операции немедленно. Неужели его психика стала сдавать? Может, и правда, на пенсию пора? – огурчики выращивать!»
Андрей осторожно отвёл остриё лезвия в сторону, тихо шепнул в ухо хирургу: «Евгений Александрович, прошу вас – только без паники и истерик. Каким бы вы ни были великолепным специалистом по пластической хирургии – вам не удастся коснуться моего лица, и я вас предупреждал, что я всё чувствую и испытываю боль, холод и всё прочее, что присуще чувствовать человеку».
Евгений Александрович смотрел на Андрея с открытым ртом и выпученными глазами. Он пытался что-то сказать, но из его рта вырывалось только нечленораздельное мычание. А Андрей продолжал.
«Вы успокойтесь и не придавайте этому чуду большого значения – настоящего чуда вы ещё не видели. Чтоб вам продемонстрировать возможности моего мозга, я приведу вас в идеальное состояние. Вы наконец-то почувствуете себя совершенно здоровым человеком, испытаете радость этого состояния. И не возражайте мне! Вы пристрастились к спиртному. Вы даже на сложную операцию пришли с глубокого похмелья. Я могу избавить вас от этой неприятной тяги. А когда вы посмотрите в зеркало, то поймёте разницу между алкоголиком и человеком, ведущим правильный образ жизни. Всё это я могу сделать только с вашего согласия. И если вы дадите мне своё слово, то я хотел бы заключить с вами негласный договор. Вы меня слышите?»
