Вибрация - страница 14



Молодец, Знайка… – подумала Маша.


В комнату возвращались уже вчетвером.

Разведя Знайкам по лошадиной дозе, Маша переключилась на Андрея. На последнем танце любимого поразила икота.

Знайки разговаривали о книгах.

Андрей пил воду мелкими глотками. Не помогало.

Таня-Аня рассказывала о Сервантесе. Ее удивляло, что биография писателя оказалась богаче его произведений. Это было странно, она не понимала, зачем нужен вымысел, если есть готовый жизненный материал.

– Биографий много, Дон Кихот один, – изрек Головин.

Хам… – подумала Маша. Набрав в рот воды, Андрей ходил от двери к окну, вытянув шею по-журавлиному. К икоте добавился кашель.

Головин рассказывал о Ландау. Дойдя до аварии, оборвавшей карьеру великого физика, начал осознавать, что теряет мысль.

Маша била Андрея по спине. Кашель перешел в надрыв.

Таня-Аня рассказывала о японском любителе овец Мураками.

Андрей делал дыхательные упражнения. Икота затихла, но вскоре возобновилась.

Головин перевел разговор с овцевода на японские мини-электростанции. Глаза Тани-Ани неестественно загорелись. – Элллектростааанции… – произнесла она. Звучание завораживало.

Андрей лежал на кровати, Маша читала заговор:

– Икота, икота, перейди на Федота.

С Федота на Якова,

А с Якова на всякого…

Закончив, поинтересовалась: – Ну как?

Андрей молчал.

Таня-Аня почувствовала, что не может выговорить элементарное слово «Фейхтвангер». Выронила бокал и покачнулась. Головин попробовал удержать ее, но она оказалась неожиданно тяжелой. Голова поплыла. Все относительно, – подумал он. Мысль была настолько глубокой, что заслонила собой все происходящее.

Маша заметила, что глаза Андрея стали задумчивыми. Она покосилась на Головина. Покачиваясь, аспирант смотрел на стену. Таня-Аня лежала рядом.

Плохо… – подумала Маша. Мысли начали исчезать. Магнетизм, появившийся им на смену, притягивал. Глаза Андрея приблизились и растворились в ней. Тепло вошло и вернулось обратно.

Это была волна.


Волна качнула лодку и ушла дальше. Андрей перекинул удочку.

Жара доводила до помутнения рассудка. Ветра не было, но поверхность озера колебалась, соединяясь бликами с воздухом. Направление, в котором это происходило, указывало на юг – туда, где был город. От него отдавало непонятной тревогой.

Между зыбким маревом и появившимися вдруг эмоциями словно существовала какая-то связь. От неприятного чувства Андрей поежился.


Причина была в месте и времени, о которых он ничего не знал.

Три человека шли по ночному гулкому коридору. Видно их не было – только тени двигались в свете дежурной лампочки из-за спин. У последней двери одна из теней включила фонарь. Другая достала устройство размером с мыльницу и прислонила к замку. Девайс оживился и заработал. Когда мигания прекратились, замок подумал и щелкнул. Отклеив бумажку с печатью, они вошли.

Помещение за открывшейся дверью носило следы небольшого пожара. Один из вошедших направился в кабинет, двое остались в лаборатории и начали закрывать шторы на окнах.

Человек в кабинете вытащил из сумки два автономных светильника. Свет обоих был регулируемым и не очень понятного спектра: блеклого и почти невидимого. Его хватило, чтобы заметить – одет человек не в темную, как остальные, куртку, а в серый короткий плащ. Он достал телефон.

– Как там?

Из «Жигулей», припаркованных напротив здания, отозвались:

– Щель в крайнем правом.

Штору заделали, телефон стал фотоаппаратом.