Странно было осознавать, что никто до Головина по большому счету всерьез этим не занимался. Использование только двух характеристик – частоты и амплитуды вибраций – давало при комбинировании столько данных, что хватало на половину направлений науки…
С каждым днем сидения за приборами Головин все сильней понимал, что открывает любые двери, от медицинских до геофизических. Он даже стал ощущать буквальный зуд от желания эти двери пнуть.
Смущало лишь отсутствие результатов. Поняв, что Маша с Андреем его обманывают и лишь имитируют нужный процесс, Головин посчитал, что имеет право на ответные действия.
Он называл это методом провокации – что-то вроде подкладывания канцелярской кнопки на стул. В качестве оной Головин использовал четыре изолированных проводка.
Отрицательный результат тоже результат. Измеряя параметры основных колебаний, он заметил и дополнительные – зыбкие, но постоянные. В зависимости от состояния объектов частоты эти бывали разные. Иногда они совпадали, и синусоиды резко подскакивали.
Резонанс. Именно он заинтересовал Головина.
Первый ток, который он запустил в провода, был совсем небольшим.
Ой… – подумала Маша. Андрей вздрогнул и перестал дремать.
Аспирант сидел в паре метров, вперившись в монитор. Провода шли под одеяло, под которым находились двое. Отношения между ними высвечивались на экране. Пик, которого он ожидал, взлетел выше нормы.
Объяснений этому не было. При наложении одной частоты на другую резонанс был слишком значительным. То, что скачок превысит сумму двух амплитуд, не удивляло. Все равно что удар под колено – последствия от него сильней самого удара. Но не настолько.
Ситуация провоцировала нечто большее, чем просто скачки синусоиды на мониторе.
Через несколько дней это большее произошло:
Что-то сработало, по телам прошел импульс… – и Маша зависла в воздухе.
Длилось это доли секунды, но время остановилось.
Андрей и Головин, каждый со своей стороны, смотрели, не в силах пошевелиться.
Лодка качнулась.
Левитация Маши был единственной. Затяжной удар током – и Андрей увидел парящую над ним Машу. Помимо удивления и боли вспоминалось и что-то еще. Удовольствие.
Он закрыл глаза.
Клева не было. Вода на поверхности плавилась, и те, кто еще шевелил плавниками, спускались на глубину. Но сигнал от лодок и тянущихся вниз снастей настигал их и там. Это была опасность, и она могла стоить жизни.
В одном лишь месте тревожного фона не было. Умиротворяющие флюиды шли от темного покачивающегося пятна, вокруг которого растекался свет. Подняться наверх, чтобы глотнуть воздуха, можно было только туда.
Андрей заметил, как кто-то дернул за снасть. Потянув, после задумчивого сопротивления вытащил на поверхность леща. Тот выглядел индифферентно – дал довести себя до лодки, после чего, поняв, что его не очень-то и хотят, отпустил крючок и с осознанием значимости удалился. Эмоции выдал лишь хвост – прощальный всплеск вышел бурным и оглушительным.
Это заметили многие.
С юга снова дохнуло злом.
Трое, знакомые по обыску лаборатории, направлялись ко входу в НИИ.
Один из них сверил вывеску с надписью на бумажке. Судя по наименованию, институт относился к заштатным. Это читалось и в поведении гостей – они не совершали маневров, говорящих о подготовке визита, и не таились, а просто подъехали к обшарпанному зданию на обычной «Волге» и зашагали к дверям.
Охрана не вызвала затруднений, хватило лишь недвусмысленной реплики и служебной ксивы в окошко. Единственное, на что сподобило стражу – предупредить об обеденном перерыве. Поднявшись на нужный этаж, гости преодолели проход и открыли обычную без кодовых предосторожностей дверь.
