– Как я уже сказал, будет лучше, если вы меня пропустите.
На изуродованном лице гиганта я прочитал, что он согласен. Ему явно довелось участвовать во многих драках, и он сразу же понял – перед ним опытный боец. Опыт всей жизни подсказывал, куда склонится чаша весов. Однако его приятели были моложе и ещё не привыкли к поражениям. Прежде чем гигант успел что-либо сказать, бледный парень, накачанный нейрохимией, выбросил вперед что-то острое, а Псиная морда попытался схватить меня за правую руку. Моя собственная нейрохимия, судя по всему, гораздо более дорогая и уже на боевом взводе, оказалась расторопнее. Перехватив руку юнца, я сломал её в локте, и, развернув взвывшего от боли парня, швырнул прямо в его дружков. Псиная морда увернулся, но я со всей силы ударил ногой, попав ему в нос и рот. Громкий крик – и он повалился на землю. Юнец упал на колени, причитая и ощупывая искалеченную руку. Гигант ринулся было вперед и застыл как вкопанный, увидев распрямлённые пальцы моей правой руки в сантиметре от своих глаз.
– Не надо, – тихо промолвил я.
Юнец стонал на земле. Псиная морда валялся там, куда его отбросил пинок, слабо вздрагивая. Гигант присел между приятелями, пытаясь их подбодрить. Он поднял на меня взгляд, и на его лице появилось выражение немого осуждения.
Пятясь, я отступил в переулок, развернулся и припустил что есть сил. Пусть «хвост» разберется с тем, что я оставил после себя, и попытается меня догнать.
Пустынный переулок изогнулся под прямым углом и упёрся в другую многолюдную улицу. Завернув за угол, я сбавил скорость и пошел быстрым шагом. Повернув налево, я затесался в толпу и стал искать взглядом дорожные указатели.
Голографическая женщина перед заведением Джерри по-прежнему танцевала, запертая в высоком стакане. Вывеска горела, и дела в клубе, похоже, шли ещё оживленнее, чем вчера вечером. Группки клиентов сновали туда-сюда под извивающимися руками робота у дверей, а на смену торговцам, которых я покалечил во время драки с монголом, пришли новые.
Я пересёк улицу и остановился перед роботом, пока тот ощупывал меня. Синтезированный голос произнес:
– Порядок. Вы хотите посетить кабинки или бар?
– А что может предложить бар?
– Ха-ха-ха, – последовал полагающийся по протоколу смешок. – В баре смотрят, но не трогают. Денег нет – не распускай руки. Правило заведения. Это относится ко всем посетителям.
– Кабинки.
– Вниз по лестнице и налево. Возьмите полотенце из стопки.
Вниз по лестнице, по коридору, освещённому вращающимися красными лампочками, мимо полочки с полотенцами и четырёх кабинок с закрытыми дверьми. В воздухе давящий на нервы размеренный ритм. Закрыв за собой дверь пятой кабинки, я для вида скормил кассе несколько банкнот и подошел к заиндевевшей стеклянной перегородке.
– Луиза!
Тело прислонилось к стеклу, прижимаясь грудью. Вращающаяся вишнёвая лампочка отбрасывала на него полоски багрового света.
– Луиза, это я, Ирена. Мать Лиззи.
Сквозь мутное стекло я разглядел на груди какой-то тёмный подтек. Встрепенувшись, ожила нейрохимия. Но слишком поздно. Стеклянная дверца скользнула в сторону, и тело девушки, лишенное опоры, сползло мне в руки. Из-за её плеча появилось большое дуло, нацеленное точно в голову.
– Ни с места, долбаный козёл, – произнёс зловещий голос. – Это хорошая горелка. Один неверный шаг – и она снесет твою голову с плеч, превратив память полушарий в горстку пепла.
