Оказалась фейри осинкой хлипкой, короедами изгрызенной. Вся в царапинах, ссадинах да расчесах. Места целого на баггейне не шибко больше, чем на вечно подранном Людвиге. При всем при том, ни единого шрама давнего парень углядеть не смог. Острые коленки, локти, черты лица и язык, как нож – была девица сплошь из углов сбита. Рубаха безразмерная – видать, с плеча чужого – токо пуще фигуру неказистую подчеркивала. Смахивала оборотень на дворнягу безродную, шелудивую и потасканную, но тем паче опасную. В личине человечьей у баггейна завсегда черты звериные наличествуют. Отгадать, какой тварью девица обращалась, и дураку труда не составит. Рога-серп (второй обломан наполовину), растопыренные уши, черточки зрачков – и, помнится, в тот злополучный день МакНулли успел углядеть даже хвост, торчащий из прорези рубахи – не давали обмануться. Однако нутром чуял молодец в козе той хищника. Не несло от оборотня скотиной, а как-то по-особому веяло мускусом и горечью. От сей горечи сосало под ложечкой.
Наполнило комнату молчание тягостное. Откашлялся Людвиг, улыбнулся, и протянул фейри слегка вспотевшую ладонь:
– Я Людвиг МакНулли, а как тебя величать?
Косо зыркнула баггейн на протянутую руку и лишь скривилась презрительно. Покраснев, молодец поспешно убрал ее за спину.
– Прости, меня звать Людвиг, а…
– Как скажешь, – перебила его девица. – Хоть жопа с ручкой, мне какое дело.
– Ха-ха, да… А твое имя?
– Имя? На холеру оно тебе, смертный?
– Ну, должен же я как-то к тебе обращаться.
– Предпочту, чтоб ты, негораздок63, ко мне вообще не обращался, – ответила тяжеловесно фейри, затем нехотя добавила: – Бестолочь одна меня Юшкой кличет.
– О, хорошо! Приятно познакомиться, Юшка!
– Не взаимно, арш64.
– Кхм, так ты… Ты баггейн, верно?
– Нет, блин, фея крестная!
– Правда?! Хм, не угляжу крылья…
– А я не угляжу в тебе ростков ума. Они не взошли иль не посеяны вовсе? – прикинула Юшка, барабаня пальцами по столешнице. – Совсем избу сорвало?! Глаза разуй! Где ты видел фею с рогами, божедурье65?! Ничего не попутал?
– Всякое бывало! – легкомысленно заверил Людвиг и охотно кинулся в пояснения: – Скажем, многие ведь частенько путают келпи и эх-ушге. И немудрено! И те, и те водяные кони. Но! Келпи обитают в проточной воде, а эх-ушге, тем временем, живут в море и в лохах. К тому же, келпи славятся благосклонностью к людям. Они не всегда топят случайных наездников, порой им достаточно тех подмочить. Эх-ушге, наоборот, чуть ли не самые свирепые из всех водяных коней. Они не просто отправляют всадников на дно морское, но и пожирают бедолаг, оставляя от человека одну печень, которая всплывает на поверхность, покачиваясь на волнах. Мне всегда было интересно, отчего печень им не гожа? Ты, как считаешь, дело во вкусе? Или причина более сакральная? Я где-то читал, в землях восточных бытует мнение о том, дескать печень воплощает средоточие жизни в теле человечьем. Значит ли, что эх-ушге не хотят лишать своих жертв жизни и оставляют тем лазейку? Пожалуй, слишком глубокомысленно выходит, хм. С другой стороны, многие народы практикуют гадания на печени овец и прочих животных. Быть может, требуху от пиршества эх-ушге другие фейри применяют для гадания? Юшка, фейри гадают, не знаешь?
– Конопатый.
– А, я?
– Не заставляй жопу разговаривать! Мне по боку чужая не пожранная печень, но твои россказни в моей сидят глубоко!
