Вихорево гнездо - страница 49



– А фейри разве не вредит железо?

– Угу, вредит. Ровно как и «человекам».

– То есть?

– А что? Скажешь, пуля в лоб, вилка в глаз иль кинжал в печень для вас подстать щекотке? Айда, проверим! Чур, ты, малой, первый!

Проверять не стали. Уверовали на словах. Смерть от жалкого металла для всех едина, а вот что «переходник» тот хороший… Про то знавали немногие. И хорошо, что так.

Баггейн гадливо сплюнула, а затем перемахнула заборчик и посеменила в обход дома. Для незваных гостей всегда найдется черный ход.


Миссис Бэрэбэл славилась на весь Сент-Кони двумя вещами: оладьями из картошки и тем, что в свои шестьдесят лет слыла крайне взбалмошной особой. И сие, положа руку на сердце, мягко сказано. Недаром прозвали ее Бэрэбэл90. То, ведь и не имя вовсе – прозвище. С именем оно как? Именем награждают родители родные, покуда знать не знают, что из их кровиночки вырастет. Тут-то и промаху дать можно! А уж прозвищем сами люди да жизнь, прожитая, величают, когда ясно, кто таков и чего стоишь. Вот и пришлось прозвище женщине впору, точно по мерке сшитое. Хошь, не хошь – не снимешь.

Миссис Бэрэбэл была высокая да сбитая женщина с волосом вороным, сединой побеленным, что наскоро заплетен косой тугой вокруг головы, дюже толковой. Красы в ней, признать, что в цапле облезлой. Зато взгляд темных глаз лисий: хитрый-прехитрый, да сердце чуткое ко всякой чужой беде. Руки у нее мозолистые и сухие, как язык у бездонной кошки. Ладила она этими руками корзины плетеные с двумя ручками, туески ягодные из крепких ивовых прутьев, да коши из корней сосновых. На торжища в соседнее крупное село корзины миссис Бэрэбэл свозила. Ой, хорошо они раскупались! А как-то вовсе исхитрилась она коши смастерить, в коих воду таскать можно, ну право подстать ведру! Да токмо легче они в разы. И делов-то, смолой поверх готовый кош обмазать, чтоб вода не вытекала, и готово! Охотно люди те коши покупали, не скупились.

Жительствовала женщина одна. Лет эдак десять назад, а то и больше, как овдовела. Деревенские говорят, мол, после смерти супруга вожжа-то ей под хвост и вдарила. С горя-то, небось, тронулась. Но вдовье горе, что та мозоль – болит сильно, да скоро проходит. Миссис Бэрэбэл, по секрету, созналась Пыле, дескать, лишь овдовев, заделалась она счастливой. Жилось с мужем, не соврать, чтоб дурно, но пресно. Верно, хлеб пустой без масла ешь. Не голодно, а удовольствия никакого. Совместный быт сер да скучен. Но вроде как в браке веселиться и не пристало. Брак ж подстать иной работе. И свезло, коль любимой. А у большинства, почитай, как складывается? Стерпится, а там не слюбиться, так хоть в привычку взрастет, монету принесет, кров даст – и на том спасибо! На большее льстится желторотая молодежь. Потом «оперится» и поймет, что к чему. Да поздно будет. Дров наломанных обратно не собрать. Жизнь – она не сахарная свёкла, а скорей ядреный хрен. И мало кому по силам его перетереть. Быстрее он тебя. Но миссис Бэрэбэл и не такое терла! Едва благоверного землице сырой предали, как сменила женщина тартан мужа сызнова на девичий и понесла ее нелегкая! Продала скот, а заместо оного гусей развела. Ух, и злющие оказались твари! Жутче всякого цепного пса. Всем в деревне лиходеи шипящие пороху нюхнуть дали! Ни у кого ног не щипленных не осталось. Засадила весь сад кошачьей мятой – котам на радость, соседям на особо бессонные весенние ночи. Увешала деревья домодельными плетеными скворечниками. Птицы первой шугались их, а потом ничего, привыкли. Принялась подбирать и выхаживать беспризорную животину. А тартыг