Никита. Пряжа? Пряжа там. Эй, Митрич! Где ты там? Заснул? Иди лошадь убери.
Аким (не видит Акулины и глядит на сына). Что делает-то! Старик, значит, тае, уморился, значит, молотил, а он, тае, надулся. Лошадь убери. Тьфу! Скверность!
Mитрич (слезает с печи, обувает валенки). О, Господи милослевый! На дворе лошадь-то, что ль? Уморил, я чай. Ишь, дуй его горой, налакался как. Доверху. О, Господи! Микола угодник. (Надевает шубу и идёт на двор.)
Никита (садится). Ты меня, батюшка, прости. Выпил, это точно, ну, что ж делать? И курица пьёт. Так, что ль? А ты меня прости. Что ж, Митрич – он не обижается, он уберёт.
Анисья. Вправду ставить самовар-то?
Никита. Ставь. Родитель пришёл, я с ним говорить хочу, чай пить буду. (К Акулине.) Покупку-то всю вынесла?
Акулина. Покупку? Своё взяла, а то в санях. Вот это на, не моя. (Кидает на стол свёрток и убирает в сундук покупку. Анютка смотрит, как Акулина укладывает; Аким не глядит на сына и убирает онучи и лапти на печь.)
Анисья (уходит с самоваром). И так полон сундук, – ещё накупил.
Явление девятое
Аким, Акулина, Анютка и Никита.
Никита (берёт на себя трезвый вид). Ты, батюшка, на меня не обижайся. Ты думаешь, я пьян. Я положительно всё могу. Потому пей, да ума не теряй. Я с тобой, батюшка, сейчас разговаривать могу. Все дела помню. Насчёт денег приказывал, лошадёнка извелась – помню. Это всё возможно. Это всё у нас в руках. Если бы сумма денег требовалась огромадная, тогда можно было бы повременить, а то это всё могу! Вот они!
Аким (продолжает возиться с оборками). Эх, малый, тае, значит, вешний путь, тае, не дорога…
Никита. Это ты к чему? С пьяным речь – не беседа? Да ты не сумлевайся. Чайку попьём. А я всё могу, положительно все дела исправить могу.
Аким (качает головой). Э, эх-хе-хе!
Никита. Деньги, вот они. (Лезет в карман, достаёт бумажник, вертит бумажки, достаёт десятирублёвую.) Бери на лошадь. Бери на лошадь, я родителя не могу забыть. Обязательно не оставлю. Потому родитель. На, бери. Очень просто. Не жалею. (Подходит и суёт Акиму деньги. Аким не берёт денег.)
Никита (хватает за руку). Бери, говорят, когда даю, я не жалею.
Аким. Не могу, значит, тае, брать и не могу, тае, говорить с тобой, значит. Потому в тебе, тае, образа нет, значит.
Никита. Не пущу. Бери. (Суёт Акиму в руку деньги.)
Явление десятое
Те же и Анисья.
Анисья (входит и останавливается). Да ты уж возьми. Ведь не отстанет.
Аким (берёт, качая головой). Эх, вино-то! Не человек, значит…
Никита. Вот так-то лучше. Отдашь – отдашь, а не отдашь – Бог с тобой. Я вот как! (Видит Акулину.) Акулина, покажь гостинцы-то.
Акулина. Чего?
Никита. Покажь гостинцы.
Акулина. Гостинцы-то? Что их показывать. Я уж убрала.
Никита. Достань, говорю: Анютке поглядеть лестно. Покажь, говорю, Анютке. Полушальчик-то развяжи. Подай сюда.
Аким. О-ох, смотреть тошно! (Лезет на печь.)
Акулина (достаёт и кладёт на стол). Ну на, что их смотреть-то?
Анютка. Уж хороша же! Эта не хуже Степанидиной.
Акулина. Степанидиной? Куда Степанидина против этой годится. (Оживляясь и развёртывая.) Глянь-ка сюда, доброта-то… Французская.
Анютка. И ситец же нарядный! У Машутки такой, только тот светлее, по лазоревому полю. Эта страсть хороша.
Никита. То-то!
Анисья проходит сердито в чулан, возвращается с трубой и столешником и подходит к столу.
Анисья. Ну вас, разложили.
Никита. Ты глянь-ка сюда!
Анисья. Чего мне глядеть! Не видала я, что ль? Убери ты. (
