Дверь открыл долговязый подросток, его сразу узнал: Эдуард, мой бывший ученик. Не думал его тут встретить.
– Здрасте, – буркнул и исчез, а я вошёл в комнату.
За журнальным столиком в кресле сидел немолодой солидный мужчина в халате, стояла бутылка, рюмки, коробка конфет. Неужели пил вместе с сыном? Я вынул бумажку.
– Добрый день, заявочка от вас, квартира Пупышева…
Он меня перебил, резко и даже зло:
– Не Пупышева. а Пупышова! Запомни навсегда!
От такого крика я сразу стушевался и промямлил еле слышно:
– Извините, так диспетчер написал.
Мужчина в кресле пристально глядел на меня. Ни здравствуй, ни прощай, обычный хам, каких много. Поскорее бы сделать всё и уйти. Вдруг он спросил:
– Был учителем, стал сантехником, давно работаешь?
Мог и промолчать, какое его дело. Но послушно ответил:
– Второй месяц.., – и начался непонятный и неприятный для меня разговор.
– Чего сбёг?
– Позвольте, почему «сбёг»? Перешёл на другую работу.
– Так и перешёл! Ха!
– А вы знаете, сколько молодому учителю платят?
– Ты теперь, понятно, больше гребёшь. Но из тебя сантехник, как из дерьма гвоздь.
– Я курсы окончил, свидетельство имею.
– Чудик ты! Думаешь, я тебе свою итальянскую красоту доверю? Мой любимый сортир?
Ну и отлично, скорее протянул ему заявку.
– Напишите отказ и вызывайте другого, а я пошёл.
Этот самый Пупышев-Пупышов, не глядя, кинул её на стол, не спеша, налил себе рюмку судя по цвету и запаху это был коньяк, и продолжал всё так же громко:
– Погодь, есть разговор. Тебе не предлагаю, дорогой, французский. Вот могу водки плеснуть…
Еще не хватало! Нужна мне его водка, да и коньяк тоже.
– Спасибо, ничего не надо.
– Ну и дурак, нынче как живём: дают – бери, бьют – беги. Понял или нет?
– Чего тут не понять, хитрость небольшая. Только дают мало, всё бегать приходиться… – этот тип мне уже порядком надоел, сантехника за человека не считает, надо его проучить. Решил так и сел во второе кресло, спросил очень вежливо и негромко:
– Простите, как ваше имя-отчество?
Взглянул на меня удивлённо, ответил спокойно:
– Зачем тебе? Допустим, Павел Павлович.
– А я Пётр Сергеевич. Очень прошу впредь обращаться ко мне только так. И на «„вы“», пожалуйста. Как говорится, коров с вами вместе не пасли.
Он даже глаза немного выпучил, как у варёного карася, никак не ожидал такого от смерда. Угадал его мысли – выгнать нахала вон, но промолчал, был какой-то интерес ко мне. Если закричит или даже просто повысит голос, встану и уйду. Видел я его в гробу в белых тапочках вместе с французским коньяком.
Но кричать не стал, даже улыбнулся.
– Каких ещё на хрен коров? Чего городишь? Говори мне тоже «ты», Пал Палыч, и всё о’кей, понял? Теперь давай ближе к делу. Вот ты, Пётр Сергеич, оболтуса, сына моего, сейчас видел, скажи, как он по географии?
Всё равно тыкает, ну и я попробую
– Должен тебя, Пал Палыч, огорчить – никак. Полный ноль. Ничего не знает, и знать не хочет.
Он даже не моргнул, проглотил моё «ты», молодец! А я решил уходить, зачем мне всё это. Только собрался встать, как вдруг кольнуло сердце. Кольнуло и защемило. Сказался наверняка наш пустой разговор, ненужное волнение.
Видно, я побледнел, так как он спросил:
– Ты чего?
– Сердце давит.., – не хотел, но ответил.
– Лечиться надо, – заметил с умным видом.
– Лечусь… Поставили в очередь на операцию, год ждать. А за деньги – хоть завтра.
Вот ведь как интересно получилось, не скажи я об этом, с дуру конечно, всё могло бы выйти совсем но другому. Точнее говоря, вообще бы ничего не было. Посидел бы ещё немного, встал и ушёл, до свиданья, будьте здоровы. Но нет, чёрт дёрнул меня за язык.
